Проблема в том, что я тоже привыкну к отсутствию свободы и права выбора, как тюремный заключенный. Ведь здесь косность правил – такая же клетка. Лавентин сможет превратить серые будни в феерию, но хватит ли этого, чтобы не сломаться? Когда дома я сражалась за право одеваться, как мне нравится, в таком виде мне было куда идти.
Ох, сколько же я всего хорошего в своем мире оставила…
Воспоминания о доме разрывали сердце. Я поспешно выбралась из ванны. Полотенце и свежий халат ждали на вешалке. Причем у полотенца обнаружилось чудесное свойство моментально отсасывать воду из волос. Со страшным хлюпающим звуком. Шевелясь. Не знаю, как я не заорала, но выброс адреналина был такой, что в ушах загудело. Полотенце еще попыталось обсосать меня всю. Я содрала его с плеча. Оно затрепыхалось.
– Хватит! – бросила его в раковину.
Попискивая, полотенце вывалилось из нее на кафельные плитки и забилось в угол. Ну отлично: сейчас оно пол подтирает, а потом опять на меня полезет.
Господи, у него даже глаза вылезли – огромные, печальные и наполненные слезами. Котик из мультфильма о Шреке, полотенце-версия.
– Ну не обижайся! – За то, что швырнула несчастное существо, было стыдно. Но не настолько, чтобы рискнуть к нему наклониться. – В моем мире не водятся живые полотенца, поэтому я занервничала. Извини. В следующий раз давай будем делать это по обоюдному согласию.
Глаза у полотенца задрожали, наполнились слезами. В мягких складках распахнулся рот и огласил ванную стенанием.
– Тихо, тихо! – Я посмотрела на дверь. Звуков из-за нее не доносилось. Оставалась надежда, что существо не разбудило остальных. – Послушай, хватит. Волосы ты мне высушило, хорошего понемножку.
Все высосанное из волос разлилось по полу горючими слезами. Взгляд полотенца прояснился и утратил большую долю жалобности. Похоже, кому-то надо было просто выплакаться.
Решившись, я потрепала полотенце по махровой макушке.
– Давай в следующий раз с предупреждением будешь меня обсасывать, хорошо?
Полотенце кивнуло и уползло в открывшуюся в стене дыру. Я выпрямилась.
Я только что успокаивала полотенце.
Обалдеть – не встать.
С опаской ощупала халат, но он, слава всему святому, признаков жизни не подавал. Такими темпами меня через год можно будет в психушку сдавать.
Стараясь не думать о грустном, я отправилась успокоить нервы перекусом или готовкой. Хотя эффективнее было бы спустить пар в спарринге. Но где я здесь найду партнера по кикбоксингу? Нигде! Что не добавляло привлекательности этому миру.
Оставив выбор блюда на усмотрение подсознания, я распахнула «холодильник». Мини-лифт прикатил цветные шарики сорбета: желтые, оранжевые, лиловые, красные. Все на одном огромном блюде.
Вытащив его, я развернулась к столу.
Послышался плач. Негромкий, но очень печальный. От него стыло сердце.
Глава 27
Трудно наслаждаться вкуснятиной, когда рядом кто-то рыдает.
Убедившись, что Вера и Лавентин по-прежнему спят, а привратный дух к слезам отношения не имеет, я снова взялась за ложку и хотела попробовать сорбет.
Но кто-то подвывал тихонечко.
Отложив ложку, мысленно попросила дом сделать ход к страдальцу. Почти сразу в полу открылось отверстие на тускло освещенную лестницу. Ну что, вперед, для оказания срочной психологической помощи!
Лестница вела на кухню, обычную такую, как в фильмах ресторанные кухни показывают. Восхититься блеском стали и полезных для готовки приспособлений мешало усилившееся подвывание. Я кралась между плит и столов на звук.
В углу кухни сотрясался от рыданий пухленький повар в мятом белом колпаке. Ой, надеюсь, он не из-за моей привычки готовить самостоятельно так огорчился?
Остановилась в пяти шагах от него.
И что делать? Вдруг ему надо просто выплакаться, а я помешаю?
Но и уходить, не убедившись, что ничего серьезного не случилось, тоже не вариант.
Повар рыдал, пряча раскрасневшееся лицо в ладонях. Для духа он выглядел на редкость материально.
– Кхм, – выдала я свое присутствие.
Дернувшись, повар стянул колпак и уткнулся в него лицом. Невнятно пробормотал:
– Простите.
– За что?
– Что ме-ме-ша-а-аю, – проскулил он.
– Да нет, что вы, не беспокойтесь. Скажите, в чем дело? Возможно, я смогу помочь.
Он поднял мокрое багровое лицо и, шмыгнув носом, протянул ко мне руки:
– В этом! Дело в этом!
И смотрел на меня с осуждением.
Жутко захотелось подобно Лавентину задумчиво почесать затылок.
Разглядывала трясущиеся пальцы.
И что с ними не так?
– Э… тремор? – предположила я. – В этом проблема?
– Да нет же! – сморщился повар, по щекам опять заструились слезы. – Это ужасно.
– Что?
– Две руки!
Судя по его взгляду, я должна проникнуться трагизмом положения. У меня не получалось. Это сумасшедший дух? Мало ли, тут ведь и у полотенца тонкая душевная организация оказалась.
– И что же? – мягко спросила я.
– Их всего две, – прохныкал повар.
Чем ввел меня в легкий ступор.
– А сколько должно быть?
– Шесть! – Повар потряс руками. – Их должно быть шесть. Я не умею готовить двумя, не успеваю.
Я отступила на полшага, еще на шаг. Ну точно у него с головой что-то не то.
Повар встал на колени и, тряся конечностями, взмолился:
– Хозяйка, верните мне руки!
Пора бежать. Хотя лучше без резких движений, медленно отступать. Я пятилась.
– Ну хозяйка, будьте нормальной длоркой, верните мне руки! – Повар полз за мной. – Ну не хотите шесть, дайте хотя бы четыре, а?
Поравнявшись с плитой совершенно земного вида, я остановилась.
Ну конечно, дом ведь меняется по моему желанию! Наверное, духи тоже.
– Мне надо просто захотеть? – на всякий случай уточнила я.
– Да, – бодро закивал повар. – У нас, кухонных духов, есть стандартная форма. А потом появились вы, и я… я… – Он снова залился слезами. – Я проснулся таким странным, с двумя руками.
– А какая у вас стандартная форма?
Повар смотрел на меня жалобно-жалобно:
– Мы чешуйчатые.
Удобно, никаких тебе волос в супе.
– У нас мощные ноги с подвижными пальцами, чтобы вещи с пола, не наклоняясь, поднимать.
– Надеюсь, после пола продукты вы моете.
