– Но у нас никогда не было мощной поддержки в кругах длоров. Теперь вы – наше знамя…
Вот и все, меня уже на тряпочки порвали.
– …наша надежда на то, что голоса сотен тысяч угнетенных женщин с вашей помощью проникнут во дворец.
Император от такого идеологического десанта на год вперед отказался. К счастью.
– И конечно же вы зачислены почетным членом Общества борьбы за равноправие женщин. Естественно, вы освобождаетесь от членских взносов…
С длорки-то надо бы содрать побольше, их экономике кто-нибудь учил?
– …но если будет возможность оказать материальную помощь нашему движению (мы готовы представить отчеты о расходовании средств)…
А, нет, не все плохо у них с экономикой.
– …мы будем безмерно благодарны. Нам не хватает средств на листовки, на просветительскую деятельность и организацию убежищ для жестоко притесняемых женщин.
Пожалуй, надо пару рубинов у Лавентина экспроприировать и поддержать несчастных: все же год еще здесь мариноваться, идеологическая поддержка моей позиции не помешает.
– Дух, – оглянулась на стену, – а год у вас сколько длится?
– Триста шестьдесят три дня.
– Спасибо, – выдохнула с облегчением.
– Дальше читать?
– Давай.
Привратный дух медлил. Не дождавшись продолжения, я помахала перед стеной письмом. Он кашлянул и стал читать:
– Также мы мечтаем увидеть вас на нашем собрании. Возможно, это большая дерзость с нашей стороны, но мы безумно хотим с вами познакомиться…
Справочник по заклинаниям крови соскользнул с края стола и громко шлепнулся на пол. Раздраженно смахнув со лба прядь, я пополз вниз.
Над головой раздался хриплый голос:
– Встречи с вами просит Сабельда Эзольи.
Сердце дрогнуло. Подскочив, я треснулся виском о край стола, схватился за ушибленное место.
Из потолка ко мне тянулось чудовище в изодранном плаще. Пришлось напомнить себе, что привратный дух теперь такой.
– Со мной? – растерянно пробормотал я. – Не с женой?
– А о чем им разговаривать?
Ответа на этот вопрос я не знал. И думать над ним не хотел, ведь упоминание Сабельды открывало дверь в воспоминания, которые я мечтал забыть. Вспышками накатывало увиденное и услышанное тогда. Руки кузена на теле Сабельды и под ее подолом, разговор, не оставлявший сомнений в случившейся близости… Тряхнув головой, я жалобно посмотрел на страшного духа:
– А жена?
– В ее душе нет желания препятствовать вашей жизни и любым контактам, поэтому личные гости могут посещать вас без извещения о них супруги.
– О…
– Так звать? – Дух покачнулся, рваный плащ заколыхался. – У меня дела там наверху…
От волнения скрутило живот. Сердце забилось тревожно и быстро.
Как мне поступить?
Глава 28
Общество борьбы за равноправие женщин, несмотря на некоторый пафос призывов и превращение меня во флаг, обрадовало: значит, местный махровый шовинизм оспаривается.
Даже нездоровый энтузиазм пробрал – информацию о движениях нашего мира им дать, брошюры заказать эффектные, предоставить тематические данные (здесь тоже считали женщин более глупыми, потому что мозг меньше), показать общеобразовательные фильмы.
Только нельзя, ведь мир должен развиваться естественным путем. Эмансипация приживется только в обществе, которое до нее доросло, в котором технический прогресс достиг определенного уровня. А не так, чтобы инопланетянка махала своими историческими бумажками, давила, пудрила мозги и прочими способами склоняла людей к прогрессивному мировоззрению. Насильственное внедрение идеологии завтрашнего дня в сегодняшний всегда проваливалось.
Письмо от общества я положила у «телевизора». Обязательно к ним схожу, но действовать надо осторожно, чтобы не навредить.
А сейчас пора заняться Верой. Я развернулась. Она сидела на диване и теребила кружево на подоле.
– Хозяйка, – просипел привратный дух. – Это не мое дело, но, кажется, хозяина надо спасать.
– Что такое? – похолодела я. – Взорвалось что-нибудь?
Помедлив, дух ответил:
– У него гостья.
– И что?
– Его бывшая невеста… Хозяйка, помогите ему, пропадает длор.
Вмешиваться в размолвку мне не стоило. Я почувствовала неприятное стеснение в груди. Но Лавентина спасать пошла.
– Где он?
– В лаборатории, – как-то виновато просипел привратный дух.
Вот настырная девица! Отвлекает Лавентина от спасения мамы.
Дверь в лабораторию была открыта, и, ступив на лестницу в подвал, я имела сомнительное удовольствие слышать разговор.
– …было обговорено, приняты обязательства. Ты должен на мне жениться, – говорила бывшая невеста. – Ты это понимаешь?
Лихая дамочка.
– Но я женат, – растерянно отозвался Лавентин.
– Брак не подтвержден! Браслеты вас сводили, это видели. Ты обязан продержаться и снять с нее браслет великого рода Бабонтийских, – с придыханием требовала невеста. – Ты ведь любишь меня. За пару дней разлюбить меня ты не мог. Не из-за этой мужланки безродной.
С ней я бы с превеликим удовольствием размялась в спарринге. Хоть сейчас.
– Не оскорбляй мою жену, – повысил голос Лавентин.
Чем добавил себе баллов. Особенно в сравнении с Павлом.
– Это во-первых. Потому что она теперь длорка Бабонтийская.
– Это я должна быть длоркой Бабонтийской! Ты обещал.
– Но ты мне изменила.
– Ты все не так понял.
Классическая отговорка всех времен и народов.
– Я лишь пыталась вызвать твою ревность. Ты же такой отстраненный, тебе будто все равно, что со мной. Иногда ты меня даже не замечал!
– Один раз, – напряженно отозвался Лавентин. – Это было один раз. И это не повод целоваться с другим.
– Я сделала это ради тебя.
В такие моменты я начинаю понимать шутки о женской логике.
– Только ради привлечения твоего внимания. Лавентин, ты сам в этом виноват. Это все твоя вина.
– Моя? – изумился Лавентин.
Ну точно надо спасать.
Заглянула в лабораторию. Лавентин, притиснутый к столу жестким подолом блондинки в голубом плаще с черными кружевами, выглядел изумленным и несчастным. У невесты был милый профиль, медовые кудряшки и глубокое декольте.
– Твоя вина! – возвестила она, часто вздымая высоко поднятую грудь. – Один ты виноват, ведь я не знала, как еще привлечь твое внимание.
