– Заходите. – Тетка с готовностью распахнула дверь. – Работ много, к выставке готовимся. Вам Людвиг Аристархович говорил, что задешево не продаем? Задешево пусть малюют те, у кого ни таланта, ни веса в художественном мире.
Мы вошли в захламленную комнату, три окна которой кое-как были завешены старыми покрывалами. Оттого здесь царил полумрак. Но хозяйку я видела хорошо и, честно скажу, малость растерялась. Веса в ней было килограммов сто двадцать, объемы такие, что рулеткой не обмеришь. При этом одета хозяйка была чрезвычайно смело. Ярко-зеленые легинсы, расползавшиеся по швам, и рубаха красного шелка, стянутая под грудью узлом. Живот тремя большими складками свисал к ляжкам и выглядел весьма неэстетично. Наряд для приема гостей явно не подходящий, но накинуть на себя хоть что-то мадам не торопилась. Точнее, была далека от этой мысли.
Однако, обнаружив в Савве некоторую оторопь, она об одежде, должно быть, вспомнила, но отреагировала совсем не так, как он, вероятно, рассчитывал.
– Я не стыжусь того, какой сделал меня бог, – гордо заявила она.
– Не стоит приписывать ему все заслуги, – ответил Долгоруков, и тетка пошла пятнами. Странно, учитывая ее привычку выставлять свои достоинства напоказ.
– Картины смотреть будете? – холодно спросила она.
– Машаня! – раздался вопль из соседней комнаты, куда вела фанерная дверь с изображением голубя, держащего в клюве авоську с пустыми бутылками. – Кто пришел?
– От Людвига Аристарховича, – ответила Машаня.
За дверью загрохотали, затем пинком открыли ее, и очам нашим предстал мужчина лет тридцати с небольшим, Машане он в сыновья годился. Поначалу я так и подумала: сын, отменив общую привычку не утруждать себя лишней одеждой.
В отличие от Машани, Архип был субтильного телосложения. Подойдя к мадам, шлепнул ее по толстому заду и радостно заржал.
«Для любящего сына это, пожалуй, слишком», – решила я.
Машаня обхватила шею Архипа мощным локтем и смачно поцеловала его в губы. Я предпочла отвернуться. Архип, освободившись от локтя возлюбленной, подтянул трусы, в которых, собственно, и был, почесался, зевнув, и сказал:
– От Людвига, значит? Знает, старый черт, куда посылать. Вижу, вы люди небедные…
– Я предупредила, – кивнула Машаня.
– Пятьсот баксов небольшая работа, семьсот – средняя, ну а большая – по штуке.
– А копию сделать сможешь?
– Не вопрос. Чего надо?
– Ну… эту, «Всадницу», к примеру. Но чтобы лицо моей девушки.
– Да, пожалуйста. Но платишь вдвойне: за портрет и за копию. Потому что работа, считай, двойная.
– И сколько будет стоить?
– Две штуки, – ответил Архип и замер, то ли боялся, что продешевил, то ли, напротив, ожидал рокота возмущения.
– Две штуки – приличные деньги, – сказал Савва. – Хотелось бы взглянуть, что ты можешь.
– Я все могу. Потому что я ху-дож-ник, – по слогам произнес Архип и опять подтянул трусы, должно быть, резинка была слабой, вот они и сползали.
– А какие копии ты делал?
– Чего я только не делал, – хихикнул художник.
– А поконкретнее?
– Поконкретнее… – вроде бы обиделся он. – Если хочешь знать, я одной бабе «Сикстинскую капеллу» на потолке забацал. Захотелось ей, понимаешь, как у папы римского. Ну, и пожалуйста. Я сделал.
– Бабу как зовут?
– Полина Сергеевна. Какая женщина… – Тут Архип покосился на Машаню и нахмурился. – Короче, любой каприз за ваши деньги.
– «Сикстинская капелла» – это хорошо, – кивнул Савва. – А что-нибудь посовременнее?
– Мужик, – вздохнул Архип, – я ж тебе говорю: что надо, то и сделаю. Для меня нет ничего невозможного.
– Картины смотреть будете? – вмешалась Машаня.
– Не сейчас, – ответил Савва, подхватил меня под руку и направился к дверям.
– Почему мы ушли? – спросила я уже на улице. – Надо было…
– Не тарахти, – перебил Долгоруков. – Сам знаю, что надо. Но устраивать Архипу допрос с пристрастием при этом драконе – дело зряшное. А по-доброму он клиента не сдаст.
– Пьяницы обычно болтливы…
– Только не Архип.
– Ты хорошо его знаешь?
– Его хорошо знает Людвиг. По его мнению, два десятка картин, что Архип наваял, висят по всему миру, само собой, не под его фамилией.
– То есть он продает подделки?
– Продают совсем другие люди, а он их за скромные деньги малюет. А так как это его бизнес, он будет помалкивать, тем более что дракон на страже.
– И что делать?
– Выманить эту роскошную женщину из дома на пару часов и не торопясь поговорить с Архипом. Главное, чтобы он в тот момент был в сознании.
– И как ты намерен это провернуть?
– Завтра увидишь. А сейчас поехали к Любаше.
Любаша жила в малоквартирном доме на Балакирева. Выглядел он солидно: вдоль забора – двухметровые туи, шлагбаум на въезде во двор, рядом – будка охранника. Правда, пропустили нас, не спросив, кто мы такие и к кому направляемся. То ли охрана здесь для видимости, то ли машина Саввы им известна. По неведомой причине мне это не понравилось.
«Ты знакома с мужиком несколько дней, а уже лезешь в его личную жизнь», – осадила я себя, но легче почему-то не стало.
Войдя в подъезд, Савва достал ключи и направился к двери под номером три. Квартира оказалась двухкомнатной, но очень просторной.
Бросив ключи на консоль, Савва не спеша прошелся по чужим квадратным метрам. Толком не зная, что делать, я заглянула в кухню. Французское окно, бело-перламутровый, точно морская раковина, гарнитур. Интересно, чем Любаша зарабатывает на жизнь? Я бы от такой квартиры точно не отказалась.
В этот момент открылась входная дверь, и кто-то позвал:
– Саввушка! – Судя по голосу, женщина была в возрасте.
Я осторожно выглянула и увидела пожилую даму в темно-синем платье с ярким платочком на шее. Наряд дополняли туфли на невысокой шпильке.
Заметив меня, дама слегка растерялась, но тут появился Савва, и она широко улыбнулась, шагнув ему навстречу:
– Здравствуй, дорогой!
Они обнялись и даже расцеловались, я терялась в догадках: неужто это Любаша? Хотя после чересчур моложавой бабушки ожидать можно было чего угодно.
– Рад вас видеть, Елена Яковлевна, – сказал Савва, и стало ясно: это вовсе не та женщина, которую мы разыскиваем.
– Хорошо, что приехал, я тебе звонить собиралась. Любы нет уже несколько дней, и меня это беспокоит.
– Мне Пелагея звонила. Вот и заехал узнать, в чем дело.
Елена перевела заинтересованный взгляд на меня, я представилась, преодолев искушение сделать книксен. Вид старушки навевал мысли о хороших манерах, шляпках с вуалью и почему-то о замужестве.
