– А она совсем не дура, – вслух подумала я.
– Я тоже в восхищении. Отдуваться придется Ивану. Он к тому же автоматически становится подозреваемым в убийстве, точнее, в двух. Главное, что портрет, который он положил в ячейку, настоящий. Музей уже заявил на него права. И Ваньке тот факт, что он портрет вернул, безусловно, зачтется. Это даже косвенно свидетельствует: к прочим преступлениям он непричастен. Как я и предполагал, о нас оба помалкивают.
– Еще бы. Иначе жест доброй воли таковым уже не выглядит.
– Иван сообщил, кому заказал копии, Архип в глухом отказе, мол, ничего не помню. Учитывая, что он в запое, биться с ним будут долго. Да и предъявить ему, по сути, нечего, тут он прав. Работал по каталогу. По просьбе клиента сделал копию. И знать не знал, как тот портретами распорядится. По словам Верки, Иван во всем признался ей накануне, очень переживал из-за этих убийств. А она не только уговорила его картину вернуть, но и даже пошла с ним, чтоб по дороге не передумал.
«Нет, Верка точно не дура», – вновь решила я.
– Но подменил Пикассо в доме Константинова сам Ванька, – продолжил Савва. – По крайней мере, имел такую возможность, так как дважды был в доме дяди вместе с ней.
– Но если портрет находился у Ивана на момент ограбления, то обвинять его в убийстве старика довольно глупо. Он же знал, что в доме ненастоящий Пикассо, так зачем ему это ограбление?
– Ну… Если он к старику дружков снарядил, а сам в ту ночь был на рыбалке и алиби смог подтвердить, то получилось бы, что портрет унесли грабители. Следовательно, факт подмены установить невозможно, и Ванька, таким образом, к делу непричастен.
– Глупости. А если грабители окажутся в кабинете следователя и сдадут его с потрохами? Нет, лично я поискала бы грабителей в другом месте. А что, кстати, думают в полиции по поводу копии, которую мы вернули?
– Похоже, что ничего. То есть наверняка что-то думают, но мне об этом не сообщили.
– Значит, кто убил старика, по-прежнему загадка? – вздохнула я.
– Дай ментам поработать. В любом случае это уже не твоя забота. Пикассо отправится в музей, и ни у плохих парней, ни у хороших к тебе претензий быть не может. По поводу Пикассо, я хотел сказать. А теперь мой вопрос. Чем обязан твоему бурному гневу?
– Ничем, – сказала я. – Сбежал на целый день, а мне тут сиди и думай. Короче, все нормально.
Я поспешно ретировалась, но желанного спокойствия не обрела. С одной стороны, вроде бы все хорошо: Пикассо вернули, у полиции есть подозреваемый, и это, слава богу, не я. С другой – пока убийцу старика не найдут, о нормальной жизни можно лишь мечтать. Но хуже всего не это, а подозрения в отношении Саввы. Дважды на Каверина покушались, и оба раза Савва в это время болтался неизвестно где. И сколько бы я ни твердила, что подозревать его глупо, раз отсутствует главный двигатель всех преступлений – жажда наживы, на душе все равно кошки скребли.
В ту ночь спала я скверно. Утром меня разбудил стук в дверь.
– Да, – отозвалась я неохотно, и в комнату заглянул Савва.
– Подъем. У нас встреча с Желтковым. На сборы полчаса.
– Желтков – это следователь.
– Точно.
– Думаешь, будет лучше, если я поеду с тобой?
– Думаю. По крайней мере, не станешь забивать голову разной ерундой.
– Ты какую ерунду имеешь в виду? – насторожилась я.
– А то ты не знаешь. Вчера гадал, какая муха тебя укусила, пока не сообразил новости посмотреть. Должен тебе сказать, что ты дура, милая. Не просто дура, а дура-дура. Ясно?
– Сам-то ты кто?! – вскакивая, воскликнула я.
Было ужасно обидно и неловко, если честно. Если бы Савва меня в убийстве подозревал, как бы я к этому отнеслась? Вряд ли с чувством большой признательности.
– Я? – хмыкнул Савва. – Я парень, который с трудом сдерживается при виде твоих безусловных достоинств. Ты в таком виде нарочно передо мной скачешь?
Скакала я в пижаме, правда, шорты были чересчур короткие, а майка чересчур открытая. И я уж точно не собиралась никого соблазнять. А вдруг этот тип и вправду решил, что я нарочно?
– Катись отсюда, – сказала я.
– Классная пижамка, – заметил он, но убрался, и это было уже хорошо.
Собралась я за десять минут. В кухне все чинно завтракали. Руководила процессом мама. В тот момент раскладывала кашу по тарелкам и советовала Пелагее не увлекаться с утра мартини, а попробовать чай с чабрецом по рецепту Максика.
– Хрен с вами, давайте чаю, – сказала Пелагея в глубоком отчаянии и повернулась к Савве. – Я с тобой поеду.
– Еще чего. Мне одной дуры за глаза.
– Ты кого дурой назвал? – не поняла Пелагея, а я с усмешкой сказала:
– Меня.
– Да? И за что?
Ответить правду на этот вопрос было затруднительно, не могу же я сказать, что подозреваю Савву в киллерском промысле…
– Он превратно истолковал мои слова.
– Она еще и врать начала, – хмыкнул Савва.
– С кем поведешься, – не осталась в долгу я.
– Доча, – влезла мама, – должна заметить, если даже у Саввы Алексеевича не хватает терпения, тебе надо срочно подумать над своим поведением.
– А ему не надо?! – вытаращила глаза я.
– Мне ли не знать, что ты способна доконать самого воспитанного, самого доброго, порядочного и интеллигентного человека!
– А самый интеллигентный у нас, само собой, Долгоруков?
– Саввушка, не принимай близко к сердцу, – сказала мама и поцеловала его в темечко, поставив перед ним тарелку с кашей.
– Мама, – возмутилась я, – твою дочь прилюдно дурой назвали! Ты не перепутала, на чью сторону надо встать?
– Мама ничего не путает. А Савва зря не скажет.
– Вот именно, – кивнул тот, я сквозь зубы выругалась, но сочла за благо не отвечать.
Кашу мне, кстати, никто не подал. Пришлось самой позаботиться. Долгоруков сидел довольный, и это здорово бесило.
Оттого, лишь только мы оказались в машине, я спросила:
– Когда вы успели подружиться?
– С мамулей? Кстати, она очень приятная женщина.
– Правда?
– Ага. Один мой знакомый всегда советует начинать с будущей тещи.
– Не вздумай сказать такое при маме. Твои шуточки выйдут боком. Ладно тебе, но ведь она и мне весь мозг вынесет.
– А это не шуточки, – с серьезной миной отозвался он. – Я рассматриваю мамулю как потенциальную тещу.
– В смысле, мама вскорости усыновит Максика, а ты на нем женишься?
– В смысле, я подумываю жениться на тебе. Как ни крути, а жениться надо. Давно пора, а ты не худший вариант.
