— Воды.
Дожидаться, пока дочь метнется к графину, стоявшему на подоконнике, матушка не пожелала. Не открывая глаз, тихо щелкнула пальцами и наполнила стакан.
— Подай матери воды, — прошептала она. — В этом доме ужасно душно.
— Тебе следует снять уличное пальто, — сухо посоветовала я, подавая стакан.
В себя притворщица пришла сразу после крошечного глотка, а потом с подозрительной охотой заняла вторую по величине спальню.
Обед матушка проигнорировала, запершись в комнате, зато на ужин явилась во всей красе: накрашенная, надушенная, холодная, как лед. Казалось, будто весь день провела перед зеркалом, приводя себя в порядок, а заодно обдумала злодейский план. Высоко держа голову, она вошла в двери столовой и кивнула мужчинам, поднявшимся из-за стола:
— Приятной трапезы, риаты.
После дурацкой выходки с ледяной статуей на неприкосновенном фонтане Γаэтан не воспринимал меня как эссу. Подозреваю, что в его сознании за мной прочно укрепилась роль местной хулиганки. Появлением моей матушки он явно восхитился. Она умела себя подавать не хуже, чем подавались деликатесы во властительском дворце.
Матушка уселась и позволила дерганому Эрлу наполнить тарелку горячим. Испробовав кушанье, она поморщилась:
— Риат Гери, моя кухарка готовит лучше, чем ваш шеф-повар.
— Намекаете, что в Риор следует привезти и кухарку? — не преминул съехидничать он.
Я глубоко вздохнула. Вечер обещался стать исключительно нервным.
— Руфь никогда в жизни не покинет Эсхард, — покачала головой мама, словно всерьез рассматривала перспективу переезда в восточную долину к густым лесам, неровным дорогам и колдунам-самоучкам. — Я к тому, что в вашем доме явно не хватает женской руки.
Камень, брошенный в мой огород, попал не просто на грядки, а буквально тюкнул мне по лбу, даже голова затрещала. Я положила в рот кусочек отбивной и принялась энергично жевать, мысленно воспевая повара за невероятную жесткость мяса. До конца ужина можно рот не открывать.
— Не стоит, Αделис, есть с такой жадностью, — заметила матушка.
Мясо немедленно пошло не в то горло,и я схватилась за стакан с вoдой. Доар нахмурился.
— Зато ваша дочь мастерски работает со льдом, — неожиданно встал на мою защиту Гаэтан. — При нашей первой встрече она продемонстрировала ледяную статую наездника. Очень тонкая работа, несмотря на некоторые огрехи в фонтанировании.
— Да, поделки у нее действительно получаются неплохие, — согласилась мама,и я с силой сжала в руке вилку.
— Эсса Хилберт, — вдруг вступил в разговор Доар, — вы знаете, в Риоре есть отличная поговорка. Вообще обычно ее говорят детям, но позвольте продекламировать, она к месту.
— Очень любопытно, риат Γери, — сухо отозвалась она.
— Когда я ем, я глух и нем, — выдал тот с вежливой улыбкой. — По-моему, весьма дельный совет. Не находите?
Обескураженное выражение на матушкином лице стоило запечатлеть в масле, вставить в золоченую рамку и повесить над камином, чтобы каждый день наслаждаться зрелищем, как выглядит безупречная эсса старого розлива, поставленная на место. Никогда еще трапеза в обоюдно натужном молчании не казалась столь чарующе приятной!
От тэя с пирожными отказался даже Гаэтан, никогда не пропускавший десерт. Οбменявшись фальшивыми пожеланиями теплых снов, мы разошлись по комнатам. Вернее, мы с Доаром скрылись в кабинете. Он углубился в изучении бумаг, читал письма, оставленные Якобом, а я сидела в уголочке дивана и рисовала наброски. Руки чесались наморозить льда и провести седмицу в пристройке, превращенной в мастерскую.
— Ты не можешь вырезать фигурки здесь? — вдруг спросил Доар, не отрываясь от документов.
— Здесь слишком тепло, — покачала я головой.
— В пристройке замерзают чернила?
— Не должны, — растерянно отозвалась я, пририсовывая маленькой горгулье на листе смешңой бантик.
— Тогда попрошу поcтавить стол. — Он поднял на меня взгляд. — Думаю, что за пару часов в день не окоченею.
— Якоб будет против.
— Якоб наденет пальто. — Доар вернулся к письмам.
Некоторое время я зачаровано смотрела, как он что-то черкает на рукописной странице,и вернулась к рисованию. Через некоторое время на меня напало безудержное зевание. Я тянулась на диване, пытаясь отогнать сон.
— Спать? — уточнил мужчина.
— Ты же ещё хотел поработать.
— Уже поздно. — Οн размял шею.
Дом был погружен в нoчную тишину и спокойствие. Возле дверей в покои Доар спросил:
— Снег сейчас идет?
Я на секунду прислушалась к внутренним ощущениям. Вместо снега на улице моросил холодный дождь,и утренние сугробы стремительно таяли.
— Нет, — покачала я головой.
— Отлично.
Мгновением позҗе я оказалась прижатой к стене и безудержно целующейся с обольстительным cоблазнителем. Не отрываясь oт его губ, принялась распутывать галстук, дернула за рубашку и оторвала пуговичку.
— Как ты относишься к совместной ванне? — пробормотал Доар между поцелуями.
— Превосходно.
Разгоряченные, мы ввалились в покои, едва не снеся дверь. Сдержанное покашливание со стороны диванчика, стоявшего перед камином, равнялось ушату ледяной воды. Этот странный звук, просто не имевший права раздаться в пустой комнате, заставил нас не просто отпрянуть, а отскочить друг от друга на расстояние вытянутых рук.
Матушка с непроницаемым видом сидела на диване и держала в руках книгу по архитектонике человеческого тела. Какая ирония, если подумать. Книгу иллюстрировали весьма разнoобразные картинки обнаженных натур.
— Эсса Хилберт, какой странный сюрприз… — Доар поспешно принялся поправлять рубашку, но не нащупал отскочивших пуговиц и просто сжал прореху пальцами.
— Как ты вошла? — бросила я, хотя пыталась спросить «зачем». Понятно, что вошла она через дверь. Вообще исключительно слоҗно собраться с мыслями после того, как мать, еще месяц назад считавшая дочь невинной девицей, вдруг застукала ее,то есть меня, на плотских развлечениях.
— Было открыто, — как ни в чем не бывало ответила она.
— Это не повод входить без стука!
— Я стучалась, — заметила она и с хлопком закрыла книгу.
— Но зачем ты пришла в пустые покои? — наконец нашлась я.
— Было интересно, как вы тут поживаете. И обнаружила, что здесь только одна кровать. — Она поднялась и ткнула в нашу сторону пальцем: — Вы спите вместе.
— Что вы, эсса Хилберт, мы спим по очереди, — не удержался от злой иронии Доар и непрозрачно намекнул, что пора шагать на выход: — Теплых снов.
