– Он здоров? – спросила Ирена после паузы.
– Здоровее нас всех, – мрачно сказал Ник. – И услуги доктора ему еще долго не понадобятся…
– Сит! – послышалось с лестницы. – Иди сюда, ты мне нужен…
Ник почему-то нахохлился, как больной воробей.
Ирена смотрела на модернистскую картинку в раме. На женщину с иссиня-бледным лицом. На луну за спиной у женщины.
– Мазня, – устало сказал Ник. – Знаете что, Ирена… Идите-ка к себе. Утешайтесь подарками.
* * *
Поверх горки фирменных пакетов лежал, повесив цветочные головки, маленький небрежный букет. Он лежал, в меру увядший, в меру помятый, и всем своим видом говорил: не нравится – не бери. Я не навязываюсь. Можешь выбросить меня в мусор, мне будет обидно, но я переживу…
Ирена вздрогнула.
У ее дома, в углу перед забором, именно там, откуда чаще всего приходилось гонять соседских кур… Там сами по себе росли сиреневатые сорняки-беспризорники. Год за годом. Никто за ними не ухаживал, во всем жестоком мире они могли рассчитывать только на себя – и они в себя верили, и каждой весной организовывали маленькое цветочное государство, существовавшее поколение за поколением, вплоть до самого снега…
Не веря себе, она протянула руку и подняла вялый букетик.
Или они, или точно такие же. Вероятно, такого добра везде хватает… В городе еще осень, еще не выпал снег, и в каждом палисаднике полным-полно сиреневатых беспризорников…
Она вообразила себе адвоката, набирающего букет на обильно унавоженной собаками клумбе. Как он морщится, поддергивает брюки, с опаской оглядывается – не глядит ли полицейский…
А потом закрыла глаза и ясно увидела – вот к опечатанным воротам ее дома подъезжает машина. Лощеный господин Семироль оглядывается, подзывает вездесущего маленького Вальку… Парнишка, сбросив теплую куртку, привычно сигает через забор. И через пять минут появляется, несет в грязном обрывке полиэтилена охапку сиреневых цветов пополам с рыжей травой, землей и палыми листьями…
Она поднесла букет к носу.
Сейчас на ее дворе пахнет именно так. Землей и осенью…
Зато ТАМ, в реальности, пахнет весной. И не прошло еще недели, как Ирена ела жареное мясо в компании господина Петера и его красноречивой сотрудницы…
– У меня раздвоение личности, – сказала она вслух. И тут же зажала себе рот рукой.
* * *
Она проснулась на рассвете. Включила лампу – дневного света было еще мало – окинула равнодушным взглядом гору подарков, сваленных на стуле и под стулом, извлекла из-под подушки свою первую книгу.
Сегодня ей снилось, что она сидит за компьютером. И неспешно набирает, пощелкивая клавишами, собственную странную историю.
И она не вскочила, как обычно, в холодном поту. Она проснулась спокойная, слегка равнодушная, отчасти умиротворенная. Сиреневые цветы в стакане пахли осенью – вчера она не решилась уморить их до смерти, бросила все-таки в воду…
Она раскрыла книгу и принялась неторопливо, методично перечитывать.
…Сперва ей показалось, что она просто не помнит собственного текста. Слишком давно все это было… Свидетелем ее первых публикаций был еще Анджей, а в день выхода дебютной книги они на время позабыли распри и отправились вместе в какой-то открытый ресторанчик, и Анджей…
Нет. Не то.
Ирена читала; текст безусловно принадлежал ей. Этот текст иногда являлся ей в самый неподходящий момент – за рулем, например, или на лекциях; помнится, ей ни разу не удалось перенести его на бумагу без потерь. Все время что-то мешало…
Ирена читала, и волосы поднимались дыбом у нее на голове.
Ее первые рассказы… ее РЕАЛЬНЫЕ первые рассказы и рядом не лежали с этим текстом – живым, упругим, многослойным, куда более НАСТОЯЩИМ, чем все ее попытки, и ученические, и более поздние…
Вот маленькая новеллка о встрече двух влюбленных. Ирена помнила, как тяжело она ей давалась, как вяло шел диалог, он и на бумаге остался таким же вялым – бесконечная болтовня двух картонных персонажей, волею автора усаженных на парковую скамейку…
Ирена помнила эту болтовню. И теперь, содрогаясь, раз за разом перечитывала все тот же рассказ, в котором диалога не было почти совсем. А была одна только эта скамейка. Старый ствол с приколоченной спинкой. Лежачее дерево с трафаретами прошлогодних листьев, похожих на отпечатки пальцев, с замысловатыми дорожками древоточцев, с ярким фантиком в щели; вместо ожидаемых слов о любви пришло ощущение, яркое, как этот фантик. Юные Иренины персонажи молчали – и она почти с ужасом узнала в них своих однокурсников, влюбленную парочку, когда-то вдохновившую ее на этот рассказ, но потом потерявшуюся за ненадобностью, за банальностью фраз…
А теперь она вспомнила их. И увидела – молча сидящих на скамейке-стволе, глядящих в разные стороны.
Она заплакала. Потом перестала, жестко вытерла слезы, закусила губу:
– Это бред… Это МОДЕЛЬ!
Вероятно, Анджей был высокого мнения о ее литературном даре.
А может быть, это всего лишь побочный эффект?.. Что она знает о законах моделирования… вытащивших из глубин небытия адвоката-упыря Яна Семироля?!
Вот, значит, что имел в виду вампир, говоря об аргументе. Да, эта невзрачная книжка – действительно аргумент, даже ее, Ирену, убедит в чем угодно…
Сиреневые цветы, воскресшие за ночь, наполняли комнату запахом травы.
* * *
Ее удивило, что кресло, в котором обычно скучал громила-Сит, сегодня утром оказалось пустым. Столик в гостиной, на которым обычно дожидался Иренин завтрак, тоже пустовал; обнаружив это, Ирена поняла, что проголодалась.
Дом казался покинутым. Ирена потихоньку спустилась к входной двери. Подергала за ручку – заперто, а ключи, вероятно, у Ника. Но ведь должны быть и другие двери…
– Доброе утро, Ирена.
Ей удалось не выдать замешательства. Семироль стоял на лестнице, этажом выше.
– Завтрак у меня в кабинете… Идемте.
В молчании они прошли по памятному Ирене коридору – ей, наверное, никогда не забыть, как Семироль вел ее, шатающуюся, вел, как она думала, на верную смерть…
– Вам понравились вещи?
Стараниями Семироля она оделась сегодня во все новое. И неправдой было бы утверждать, что она не отдала должное его вкусу. Что, подкрасив губы и взглянув на себя в зеркало, она не испытала мгновенного острого удовольствия…
– Все впору? Подходит? Одежда? Косметика? Белье?
– Да, – она нервно одернула свой новый светлый пиджачок. – Спасибо. Я вот хотела спросить…
Она хотела спросить, на какой клумбе Семироль оборвал неприхотливые осенние сорняки сиреневого цвета. Но в последний момент прикусила язык. Она уже нафантазировала визит Семироля в ее покинутый опечатанный двор – и ей будет неприятно узнать, что букетик куплен случайно, у запоздалой старушки-цветочницы…
