Когда я возвращаюсь в пятницу вечером, то оставляю стеклянную дверь веранды открытой, и звук водопада заполняет дом. В этот момент все мои заботы за неделю в Токио полностью испаряются, и я чувствую, что вновь обретаю самого себя.
Я нашел этот дом благодаря большому везению. В конце семинара Оомото в 1976 году организаторы предложили мне работать у них после возвращения из Оксфорда, и я, недолго думая, согласился. В течение следующих лет, когда меня спрашивали, на кого я работаю, я не без удовольствия отвечал «На Богиню-Мать, Хранительницу Веры Оомото». Но вот обсуждать мою заработную плату я отказывался. Когда я прибыл в 1977 году, чтобы занять свою позицию в международном департаменте Оомото, то обнаружил, что все работники организации считаются «сподвижниками общего дела»; другими словами, зарплата была номинальной. К своему ужасу я узнал, что мой месячный оклад будет равняться ста тысячам йен (около 400 долларов). Художественные мероприятия – это хорошо, но как я буду оплачивать аренду жилья?
Первые две или три недели я жил в общежитии Оомото, но в один из дней в конце лета меня посетило вдохновение. Мой друг из Таиланда, Пинг Амрананд, участвовал в семинаре. Я сказал ему: «Пинг, давай искать дом!» Мы отправились в путь, покинув земли Оомото. Камэока представляет собой широкую чашу с рисовыми полями на дне, невозможно идти по ней и не упереться, в конце концов, в горы. Мы как раз приближались к горам, когда я заметил необычное здание. В белой стене были ворота, за ними – большой сад, заросший травой, а в нем пустой дом. Благодаря моему богатому опыту проникновения в заброшенные дома в Ия, мы уже через пару мгновений были внутри. В доме было темно и пыльно, наши лица и руки облепила паутина. Мы осторожно пересекли гостиную, пол, который дрожал и был готов обрушиться от наших шагов, и вышли на заднюю веранду, наглухо запечатанную рядом тяжелых деревянных дверей. Я толкнул одну из дверей, и вдруг весь прогнивший ряд целиком накренился и рухнул в сад. Сейчас же теплый зеленоватый свет с заднего двора затопил гостиную. Мы с Пингом переглянулись: в тот самый летний день мы нашли мой дом.
Старая женщина, живущая по соседству, сказала, что за домом присматривает настоятель близлежащего храма Куваяма, так что я нанес ему визит. Священнослужитель рассказал мне историю дома. Здание было очень старым, его построили более четырех столетий назад. Изначально в нем был женский буддистский монастырь, но в конце периода Эдо дом разобрали и перенесли на то место, где он стоит сейчас, на землю храма Тэммангу. Примерно в это же время сюда попали и ворота – их переместили их храма, расположенного выше в горах. У здания началась вторая жизнь в качестве дома смотрителя храма и, по совместительству, деревенской школы. Но после 1930-х должность «смотритель храма» перестала существовать, и дом начали сдавать местным жителям. В последние годы он пустовал, так как никто не хотел жить в таком старом и грязном доме. Хотя настоятель не мог понять, почему это иностранец хочет жить в подобном месте, он все же решил, что я могу арендовать дом.
Хотя храм Тэммангу, о котором заботятся жители деревни, отделен от дома, мы с друзьями начали называть и сам дом «Тэммангу». Сегодня он выглядит значительно лучше, чем в 1977 году. Гости приезжают и думают: «Ах, что за чудесная загородная резиденция», но они понятия не имеют, сколько времени и усилий потребовалось, чтобы привести дом в его нынешнее состояние. Поначалу здесь даже не было проточной воды; только колодец, который пересыхал в зимние месяцы. Я ничего не имею против «обветшалого», лишь бы оно не было «грязным». Так что я пригласил несколько друзей из Оомото на вечеринку в честь уборки дома. Таская воду в ведрах из колодца, мы мыли потолочные перекрытия, опорные балки и татами, пока они не засияли чистотой. К счастью, крыша не протекала, так что татами не начали гнить и мне не пришлось иметь дело с чудовищными кровельными проблемами, которые ярко окрашивали мою жизнь в Ия. Мало-помалу я провел воду, починил двери и стены и почистил сад. Задний двор, который мы с Пингом обнаружили в тот первый день, заполняла единая масса непроходимых сорняков. Через пару месяцев после переезда благодаря серпу и мачете, я впервые увидел дорожку из плоских камней, светильники и азалии, типичный набор для японского сада.
Гости приезжают и думают: «Ах, что за чудесная загородная резиденция», но они понятия не имеют, сколько времени и усилий потребовалось, чтобы привести дом в его нынешнее состояние.
Однако с зарплатой всего в сто тысяч йен, восстановление дома невозможно было завершить быстро. В результате в первые три или четыре года жизнь в Тэммангу напоминала жизнь в доме с привидениями. Вскоре после того, как я переехал, со мной вместе начала жить моя восемнадцатилетняя подруга по имени Диана Барраклаф. У нее были светлые волосы и британско-французское происхождение, она выросла в Кобе и говорила на цветистом диалекте этого города. Хотя ее японский был не слишком изысканным, говорила она бегло. Также Диана унаследовала французский от матери и превосходный британский английский от отца, доктора в иммиграции. Диана была этакой длинноволосой красоткой, которая словно сошла со страниц книг комиксов, популярных среди юных японок. И эта девушка была чистой воды Эдгаром По: она чувствовала себя совершенно счастливой в мрачном и заброшенном Тэммангу.
Сперва мне не удалось заменить прогнившие двери веранды, так что восьмиметровая дыра в стене смотрела прямо в сад. Летними вечерами полчища комаров и мотыльков заполняли дом, так что я посетил один из комиссионных магазинов Киото и купил пару подержанных москитных сеток. Эти сетки входят в число самых невыносимо прекрасных вещей из жизни старой Японии. Они выглядят как гигантские прямоугольные шатры, каждый величиной с целую комнату, их подвешивают на крюки к потолку. Наши сети были из бледно-зеленого льна, с красной каймой из блестящего шелка. Мы поместили постельные принадлежности внутри шатров и расставили напольные лампы. Диана, одетая в кимоно, усаживалась читать в своем шатре, с серебряной трубкой кисэру во рту. Сквозь зеленую сеть ее силуэт выглядел чрезвычайно романтично, такого рода сюжеты можно встретить на ксилографиях периода Эдо. На самом деле годы спустя, когда подобные сети стали редкостью, я даже одолжил одну актеру театра Кабуки Кунитаро, для постановки «Ёцуя Кайдан» в Киото. «Ёцуя Кайдан» – это история о привидениях, которую обычно ставят летом, чтобы обеспечить публику мурашками, и призрачные зеленоватые сети с кроваво-красной каймой считаются необходимым реквизитом.
Однажды вечером я пригласил в гости своего друга-японца. Когда наше такси остановилось напротив Тэммангу, в доме был погашен весь свет, были слышны только ветер и шум водопада. Диана стояла в дверном проеме в черном кимоно, ее длинные светлые волосы опускались на плечи. В вытянутой руке она держала старый ржавый подсвечник, по которому бегали пауки. Мой друг взглянул на все это, вздрогнул и в спешке вернулся обратно на станцию в том же такси, которое нас привезло.
Диана была этакой длинноволосой красоткой, которая словно сошла со страниц книг комиксов, популярных среди юных японок. И эта девушка была чистой воды Эдгаром По: она чувствовала себя совершенно счастливой в мрачном и заброшенном Тэммангу.
