Однажды меня пригласили в старинное поместье в Англии, и пока я прогуливался по его территориям, то обнаружил сад, окруженный высокой живой изгородью. В середине сада располагался крошечный круглый храм, какие представляешь, когда читаешь греческие мифы. Я спросил хозяйку о предназначении этого здания, и она сказала мне, что оно не выполняло никакой функции и было простым «капризом». Такие здания-капризы часто встречаются в Англии, но их сложно найти в Японии. Самые роскошные постройки и сады, к примеру, императорская вила Кацура, были созданы с мыслью об их функциональном предназначении. Здесь отсутствует высшая роскошь – абсолютная нефункциональность. Учение дзэн особенно серьезно относится к этой теме: му (ничто) является добродетелью, но муё (отсутствие предназначения) – грех. Сады дзэн создаются с целью помогать при медитации или служить в качестве отправной точки для внутреннего просвещения. Другими словами, нельзя просто так наслаждаться видами сада дзэн, ведь вам придется оплатить духовный счет за это удовольствие. Напротив, Бёдоин является самым настоящим «капризом», созданным по прихоти аристократов Хэйан. Глядя на него, вы испытываете ощущение легкости, вам хочется взлететь в небеса вслед за фениксом. В Японии после эпохи Хэйан такой каприз был просто невозможен, ведь страна находилась под строгим управлением военных главнокомандующих. Бёдоин – одно из немногих мест в Японии, которое проникнуто духом свободы.
В середине сада располагался крошечный круглый храм, какие представляешь, когда читаешь греческие мифы. Я спросил хозяйку о предназначении этого здания, и она сказала мне, что оно не выполняло никакой функции и было простым «капризом».
После Бёдоин я и мои друзья отправляемся в город Нара. Перед тем как войти в парк Нара, где расположены самые знаменитые древние храмы, мы останавливаемся в храме Ханнядзи, куда редко заглядывают туристы. Этот храм посвящен Мондзю – бодхисаттве мудрости. Ворота храма также вызывают ассоциации с птицами, так как их размашистые карнизы устремляются к небу. Внутри спрятан сад, какой можно найти только в Нара – заросли диких цветов, по большей части космей, опутывают тропинки и фундамент высокой пагоды храма.
В Киото и большинстве других городов Японии невозможно встретить столь дикую поросль. Недавно я заглянул в реставрируемый дзэн храм в Такаока, расположенной на берегу Японского моря. Я был поражен, когда услышал, как руководитель работ – высокопоставленный чиновник из министерства культуры – гордо заявил: «Центральный двор этого храма был полон столетних сосен и деревьев дзельква. Так что мы срубили все эти уродливые деревья и теперь можем засыпать весь двор – а это целая тысяча цубо – песком, чтобы устроить сад камней». Вот так ценят природу в министерстве культуры! Но в Ханнядзи полевые цветы растут сами по себе. Внутри храма находится очаровательная статуя Мондзю, который сидит верхом на своем льве, осматривает море космей и в спокойствии созерцает ход столетий.
Отсюда я веду своих гостей вниз к парку Нара. Наша цель – Нандаймон, великие южные врата храма Тодайдзи. Большинство посетителей привлекают зал великого Будды Тодайдзи и святилище Касуга, освященное сотнями каменных фонарей. Нандаймон воспринимается лишь как пространство, через которое вам нужно пройти, чтобы попасть в Тодайдзи. Но я считаю, что Нандаймон – самая великолепная постройка парка. Он был построен в XIII веке, когда древесина в Японии была в достатке – его гигантские колонны достигают почти двадцати одного метра в высоту. По сторонам от входа расположены две статуи устрашающих хранителей храма с гневными лицами и мускулами, наполненными невероятной силой. Но самым впечатляющим элементом храма является огромная крыша, карнизы которой заворачиваются внутрь и раскрываются наружу, будто крылья взлетающей птицы.
По сторонам от входа расположены две статуи устрашающих хранителей храма с гневными лицами и мускулами, наполненными невероятной силой. Но самым впечатляющим элементом храма является огромная крыша, карнизы которой заворачиваются внутрь и раскрываются наружу, будто крылья взлетающей птицы.
Образ птицы заставляет нас вспомнить Бёдоин и Ханнядзи, так как все три здания были построены под влиянием архитектуры китайских династий Сун и Юань. Во время этого периода китайские умельцы экспериментировали над архитектурой, превращая здания в фантастические произведения искусства путем вертикального возведения павильонов с закручивающимися карнизами. Эти постройки практически не найти на территории современного Китая, не так много сохранилось и в Японии, и большинство из них находится в округе Нара. Древнекитайские крыши когда-то имели простые незакругленные скаты. Но постепенно новые влияния попали в Китай из юго-западной Азии. Как можно видеть сегодня, карнизы тайских и бирманских зданий приобретают форму языков пламени ближе к краям крыш, а затем резко взвиваются к небу. Во времена империй Сун и Юань китайцы экспериментировали с восходящими карнизами, и этот стиль был заимствован японцами.
Япония испытала множество влияний со всей Азии и Тихого океана и в итоге могла похвастаться множеством вариантов крыш. В дополнение к пламенеющим карнизам Сун и Юань здесь можно было найти дома на сваях, покрытые пальмовыми ветвями. Верхняя часть крыш таких домов раскрывалась наружу в полинезийском стиле. Еще один вариант крыш можно найти в низких поселениях периода Яёй – это были землянки, укрытые круглой крышей, похожей на палатку, достававшей до самой земли. Традиционные японские крыши испытали влияние стилей, возникших на материке и островах южных морей, что привело к созданию невероятного богатства стилей, какое не найдешь ни в одном другом месте в Восточной Азии. В результате старые города Японии, в особенности Киото и Нара, поражают посетителями разнообразием крыш.
Поднимающиеся карнизы создают впечатление приподнятости и освобождения, которые сложно объяснить лишь в архитектурных терминах. Исследователь даосизма Джон Блофельд однажды сказал мне: «В древней юго-западной Азии само возведение зданий было табуировано. Поставить опоры на земле и возвести над ними крышу считалось грехом против матери-природы. Так что они обратили карнизы, которые до этого смотрели в землю, к небу. Делая это, они снимали с себя грех нарушения табу».
«В древней юго-западной Азии само возведение зданий было табуировано. Поставить опоры на земле и возвести над ними крышу считалось грехом против матери-природы. Так что они обратили карнизы, которые до этого смотрели в землю, к небу. Делая это, они снимали с себя грех нарушения табу».
Закругленные крыши стали частью японской архитектуры, и строители подкладывали дополнительную рисовую солому, чтобы приподнять карнизы соломенных крыш в долине Ия. Но столь резкое закругление карнизов, как в Нандаймоне или на вратах Ханнядзи, редко встречается в Японии. В период Эдо архитекторы пытались уйти от этого элемента, и мастера чайных церемоний проектировали очень низкие галереи с прямыми крышами под разными углами. Это было возвращение к «зигзагообразному» подходу к жизни, который мы уже встречали в Фусими Инари, и он повлиял на создание игривого архитектурного стиля, известного под названием суки.
Суки – это последняя стадия эволюции ваби из Киото. Обычно стили искусства проходят через три стадии: «ранняя» стадия отмечается силой и простотой, на «классическом» этапе все элементы находятся в гармонии, наконец, в «барочной» стадии все начинает смещаться и становится все более замысловатым. Ваби прошла все три этапа. В ранний период композиционные элементы ваби были чрезвычайно просты. Примером может служить чайный сад Мурата Юко, разбитый примерно в 1500 году в храме Синдзю-ан в Киото – маленькая полоска мха, растущего перед верандой храма, три камня, пять камней и семь камней. Вот и всё. Позднее, когда чайные церемонии стали самостоятельным мероприятием в XVII веке, ваби достигла своего классического периода, как можно видеть на примере императорского дворца Кацура, где виллы и чайные галереи раскинулись на многих гектарах искусственных холмов и прудов. Дизайн усложнился, и сооружения начали занимать больше места. Белый и голубой цвета украшали двери-ширмы, тропинки выкладывались удлиненными прямоугольными и маленькими квадратными булыжниками.
