– Ты дебилка, полная дебилка! – визжал он.
Я взяла Роми за руку и сказала, что мы уходим домой.
– Мама, не надо, – зарыдала Роми, – пожалуйста, помирись с ним! Я тебя умоляю! Я хочу пойти на матч.
– Нет, доченька, я не могу здесь больше оставаться, мне очень холодно, и я совсем не люблю футбол.
– Ну мама, давай я тогда останусь с Жоффруа и пойду с ним на футбол. Я очень хочу, прошу тебя, – просила она вся в слезах.
У меня сердце разрывалось, глядя на нее. И мне было ужасно стыдно, что я принесла всю эту дрянь в ее и в свою жизнь.
– Нет, котик, он меня только что очень обидел, и я тебя с ним не оставлю.
– Мама, не прогоняй его!
– Он все время тебя обижает и достает, я не могу этого больше допускать.
– Но у меня уже нету папы, а если не будет и его, я останусь совсем одна без никакого дяди, – сказала она и горько заплакала.
В кармане у меня зазвонил телефон, это был Жоффруа.
– Что тебе нужно?
– Вернись, возьми ключ от машины, как вы доберетесь иначе?
– Ладно.
Мы вернулись. Он дал мне ключ и стал объяснять, как добраться домой. От злости и холода я ничего не соображала.
Роми стала просить его пойти с нами домой.
– Я буду хорошей девочкой, – говорила она, плача.
Вот за то, как она униженно просила его вернуться домой и извинялась за то, чего не делала, я буду ненавидеть его и себя всю жизнь.
– Ладно, – пробормотал он.
Забыв о футбольном матче, мы пошли домой. Мы держались поодаль друг от друга и не обменялись ни словом, ни взглядом на протяжении всего долгого пути в нашу деревню.
Когда мы вернулись, Роми сразу же отправилась в кровать, а я сказала ему:
– Послушай, ты, кусок дерьма, вот так-то ты благодаришь человека, который подобрал тебя с улицы и не дал сдохнуть с голоду и который уже два года тащит тебя на своем горбу?
– Ну если ты это так видишь, то мне нечего тебе сказать.
– Я это так не вижу, это так и есть, и ты прекрасно это знаешь.
– Ну тогда я должен уйти, раз ты так это понимаешь.
– Да, начинай искать, где тебе жить, тебя как раз почти взяли на работу.
– Я могу пока пожить у Гая, он мой лучший друг.
– Делай, как хочешь.
Он отправился в спальню и зарылся под одеяло.
– Лучше сдохнуть от холода, чем жить с тобой, – проговорил он, натягивая одеяло на голову.
– Угу, я вижу.
Роми позвала меня, и я пошла к ней.
– Мама, вы точно разойдетесь?
– Не знаю, дочка, похоже на то, а ты бы хотела, чтобы он остался?
– Ну да, я привыкла к нему. Может, он еще станет хорошим? Видишь, какая плохая твоя Франция, Жоффруа в ней сошел с ума, а в Израиле он был хорошим.
– Это не из-за Франции, зайка. И, кстати, совсем не оттого, что ты плохая девочка. Ты очень хорошая девочка. Если очень хочешь, чтобы он пока остался, я могу дать ему шанс.
– Да, я хочу.
– Хорошо, я сейчас с ним помирюсь.
К сожалению, я отходчивый человек, и в тот момент, когда выплеснула всю свою злость, она проходит, хотя это и неправильно.
Я зашла в спальню, обняла его и спросила, хочет ли он все же пока остаться. Он, понятное дело, хотел. Снова начал рассказывать о том, как любит меня. Я уже не верила в это, но мне не хотелось травмировать свою дочь сейчас. Мне было ясно, что она и так тяжело привыкает к новой школе, новой среде, к расставанию с родными, мне не хотелось привносить еще перемены в ее жизнь. Было ясно, что я его выгоню, но пусть это будет позже.
Жить в постоянном отчуждении и ссоре даже с человеком, который полностью разочаровал меня, который совершенно недостоин, я не умею. И поэтому каждую ссору мы обсуждали за косяком перед сном, и тогда он снова говорил как нормальный человек и вроде бы все понимал. Мы даже занимались сексом.
Вскоре Жоффруа приняли на работу в кафе. Он был очень горд и доволен. Я тоже радовалась, хотя платили там копейки. Но, как и следовало предполагать, в лучшую сторону в наших отношениях ничего не изменилось. Теперь в выходные мне приходилось рано вставать, чтобы отвезти его на работу, а вечером забирать. Зато в выходные мы с Роми оставались вдвоем и нам никто не мешал. Да и кто мог нам помешать, ведь, на самом деле, мы были очень одиноки – никто из наших немногочисленных знакомых не звал нас в гости. Погоды стояли противные, небо с утра до вечера было затянуто белесым туманом, было холодно, и идти никуда не хотелось. Но даже этот относительный покой меня радовал.
* * *
Приближалось Рождество, и у нас на работе организовывалась вечеринка. Я решила быть красивой во что бы то ни стало. Мне чертовски надоело не чувствовать себя привлекательной. К тому же на работе народ флиртовал. Лоранс кокетничала с одним очень симпатичным продажником, Карин, несмотря на Мику, – с одним менеджером по ведению клиентов. И только на меня никто не обращал никакого внимания, казалось, что вообще никто не видит, что я – красивая женщина. Возможно, они и видели, но я была слишком сосредоточена на своих проблемах и вряд ли располагала к флирту.
Я провела в примерочных кучу времени и купила себе красивое платье, сходила в парикмахерскую. В общем была во всеоружии. Вечером назначенного дня все мы собрались в холле весьма элегантного заведения. Почти все сотрудники пришли без пар – так мы заранее договорились. Все были одеты нарядно, но не до безумия. Я общалась на всех известных мне языках, переключаясь с одного на другой. На вечеринке был наш коллега – израильтянин, русские продажники, американский директор и его жена. Я держалась подальше от Карин и, честно говоря, отлично проводила время. Некоторые сотрудники все же были с женами или мужьями. Наш системный инженер Николя давно рассказывал мне, что женат на русской. Вот Николя и привел с собой супругу – молодую красотку с татарским разрезом глаз, наряженную в весьма странное платье с декольте до самого пупка. Звали ее Анжеликой. Николя явно был намного старше Анжелики и совсем не подходил ей внешне: довольно толстый, с некрасивым, каким-то дельфиньим лицом и залысинами в черных волосах.
Я вышла покурить, и на скамейке рядом со мной мгновенно собралась вся немногочисленная компания русских: два продажника – молодой и старый, оба москвичи по имени Евгений. Молодой Евгений был сыном друга старого Евгения, так что, возможно, имя свое он получил в честь старшего коллеги. Он поступил к нам на фирму совсем недавно и теперь приехал в Париж на стажировку новых сотрудников. Впрочем, молодым он был только по сравнению со старым, а так-то ему было под сорок. Был он толстым, с довольно длинными редкими светлыми волосами, весьма добродушным, но очень любил нести всякую ахинею вроде того, что в Израиле мы сами себя взрываем, а терактов на самом деле никаких нет. И в Париже то же самое. Зачем? А чтобы арабов во всем обвинить. А это зачем? Тут я уже не помню дальнейших хитросплетений всемирного заговора, слишком сложно для меня. Пожилой же Евгений был интеллигентнейшим человеком, знавшим в совершенстве английский и французский. Он был сыном какого-то советского министра и почти всю жизнь провел в Швейцарии и в Америке. Лет ему было хорошо за шестьдесят – в нашей индустрии обычно людей старше пятидесяти не встретишь, так что он сильно отличался от большинства. Общаться с пожилым Евгением было очень интересно. Рядом со мной на скамеечке примостилась Анжелика, она кокетливо куталась в русский ужасный платок в ярких цветах, кажется посадский.
