– Не приближайся к электрошкафу, ты пьяная, от тебя пивом разит, – злобно сказал мне Жоффруа.
Я не обращала на него никакого внимания.
Пробки не выбило, и мы стали звонить в электрокомпанию. Там сказали, что контракт с нами не был подписан и поэтому электричество отключили. Контракт подписывал, конечно же, Жоффруа, который утверждал, что он все нормально подписал. Я снова стала звонить в электрокомпанию, зная, что Жоффруа ни с кем никогда не спорит в таких вещах.
– Ты ни хрена не соображаешь, че ты лезешь ваще? – заорал он мне.
Я не собиралась отвечать. Я снова позвонила в электрокомпанию, он забрал у меня трубку и сказал представителю:
– Мадам, объясните, пожалуйста, моей жене, которая ни хрена не соображает, что электричества не будет.
Мне объяснили, что, вопреки утверждениям Жоффруа, контракт не подписан, не указан счет в банке, откуда брать деньги, и, так как это не поломка, то никто срочно не приедет.
– Но ведь сейчас холодно, а у нас только электрический обогрев.
– Мне очень жаль, мадам. До свидания.
На улице был март, в доме было холодно и совершенно темно. Мобильный разрядился, пока я вызванивала электрокомпанию. Я взяла Роми за руку, на ощупь нашла какие-то домашние вещи, и мы пошли к Гаю.
Мы, как нищенки, стояли у него на пороге с сумками и позвонили в дверь. Гай открыл нам.
– У нас электричества нет, – смеясь, сказала я.
– Проходите, оставайтесь у меня, конечно.
Мы стали смотреть фильм, сидя с детишками у камина, укрывшись пледами. Мне, наверное, впервые с моего прибытия во Францию, стало хорошо, хотя меня все еще трясло от произошедшего за сегодняшний день. После того, как мы уложили детей, мы остались посидеть у камина вдвоем. Мы стали говорить по душам, он рассказал мне, как именно они расстались с Карин. Она встретила своего любовника на работе и долгое время переписывалась с ним, сохраняя его номер под моим именем. И каждый раз, когда она с ним переписывалась, говорила, что переписывается со мной. Пока в какой-то момент Гай не увидел превью эсэмэски «от меня», но содержание совсем не соответствовало. Он уже давно подозревал, что у Карин кто-то есть, потому что она очень изменилась, и спрашивал ее об этом. Но она бесконечно убеждала его в том, что он больной псих, параноик и ему надо лечиться. Когда он увидел это сообщение и оказалось, что все его подозрения верны, он предложил расстаться. Но Карин уговорила его попробовать все наладить, присылала романтические песни, клялась в вечной любви.
Гай согласился, но она не прекратила встречаться с любовником. Тогда Гай объявил ей, что они разводятся. Карин уехала к своей матери в Марсель, а потом съехала и полгода не появлялась. Полгода он был совершенно один с детьми, а Карин начинала новую жизнь, ходила на вечеринки и присылала фотографии своих сисек Мике или как она пьяная веселится на вечеринках, и все это автоматически появлялось в их семейном дропбоксе, и Гай на это смотрел.
Все это он мне рассказал довольно спокойно, не злясь, но я могла только представить себе, как ему было больно.
– Боже, как же тебе было тяжело, – сказала я.
– Все в прошлом. Уже не болит. А ты прямо железная, даже ни разу не заплакала за все это время.
– Я просто не умею плакать. Я бы и рада поплакать, да не получается.
– Может, если я тебя обниму, тебе станет лучше? Чисто по-дружески…
– Ну давай.
Он обнял меня, и я сразу поняла, что между нами все не закончится просто дружбой. От него пахло хорошо выстиранной одеждой, и я хоть на минуту почувствовала себя в его объятиях спокойно и тепло.
Потом мы распрощались, и я пошла спать в гостевую комнату, которая находилась в дальнем конце дома.
Утром мы вместе сходили в булочную – там по выходным видятся все односельчане. Потом мы все вместе позавтракали. Было очень уютно, весело и хорошо.
Затем мы стали разбираться с электрокомпанией и выяснили, что электричества не будет еще четыре дня.
– Ну, я даже рад этому, – сказал Гай, – мне приятно, что вы здесь.
Карин стала присылать мне эсэмэски о том, что она плохо спала и видела меня во сне. Я не знала, что ей ответить.
– Вот, она пытается помириться, – объяснил мне Гай. – Это ее способ.
– С меня, пожалуй, хватит.
Мириться мне больше не хотелось, просить у нее прощения и унижаться дополнительно я больше не собиралась.
Я написала Карин, что этой ночью тоже плохо спала, чтобы не объявлять совсем уж войну. К тому же это была правда. Я проснулась среди ночи от панической атаки и спать уже не смогла.
Потом, сидя рядышком на залитой дневным светом кухне за светлым деревянным столом, стоящим против окна, выходящего на фиговое дерево, мы стали разбираться с рабочими контрактами и расчетами, из-за которых Карин устроила скандал.
– Блин, это один из наиболее сложных контрактов, с которыми мне приходилось иметь дело за всю свою карьеру, а я уже десять лет руковожу проектами. И она тебе сказала, что ты дебилка, из-за того, что ты за день с этим не справилась? Круто. Да и какой смысл делать это таким сложным образом, когда деньги такие небольшие? Ну да ладно. Давай сделаем.
И мы вместе разобрались с заковыристым контрактом и платежами. Дети тем временем отлично играли в гостиной. Дом был таким большим, что никто никому не мешал.
Я сходила посмотреть, что творится в моей квартире, проведать кошек, погулять с собакой. Дома было холодно, но не настолько, чтобы это повредило зверям. Жоффруа был там, он курил у окна. Мы равнодушно поздоровались. Я все-таки спросила, как дела. Стандартный ответ «нормально» был воспринят мной так, будто и правда могло быть нормально в ситуации, когда человек даже не может разогреть себе еды или чаю. Плита в доме тоже была электрическая. Было очень грязно и тоскливо.
Во время ремонта мы бесконечно спорили из-за цвета стен. Жоффруа был слегка дальтоником, например, он не отличал темно-зеленый цвет от салатового, но тем не менее был не согласен покрасить гостиную в бежево-сливочный теплый цвет, к которому я привыкла, утверждая, что он грязно-белый. Возможно, он так это видел. Я к тому времени уже так устала с ним спорить из-за всего, что сдалась в таком важном для меня вопросе, как цвет стен.
Дело в том, что у меня свои отношения с цветом. Во-первых, я очень хорошо различаю оттенки и цвета, во-вторых, не тот оттенок создает совсем другую атмосферу и настроение. Плохие сочетания цветов мешают мне буквально на физиологическом уровне. Я не люблю все эти истории про «цветотип пыльной зимы» или как там его называют на просторах интернета всякие «профессиональные стилисты». Я просто вижу, что, надев на себя вещь определенного цвета, можно стать живой, теплой, притягательной или совсем наоборот. То же самое и с интерьером. Внутри неприятного цвета не хочется жить.
