Вайсе не хотелось разделяться, но он кивнул, поскольку понимал, для чего она это делает.
— Только не забывай, что мы всего лишь совершаем ночной обход. Увидишь Юрайю — не нападай в одиночку, — попросил он. — Беги от него со скоростью ветра.
— Хорошо, — согласилась Серафина и, обернувшись пантерой, ушла в ночь.
Она отправилась на юг через залитые грязевой лавиной сады, мимо разлившегося пруда, вниз вдоль разбухшего ручья. Маленькая заводь, в которой раньше плавали лебеди, превратилась в огромное озеро. Некоторые холмы совсем ушли под воду. Становилось страшно от того, как изменился ландшафт и как он продолжал меняться с каждым днем.
От заводи Серафина пробралась через лес к затопленному берегу Французской Широкой реки. Встав у самой кромки, она осмотрела водную гладь: не оставил ли враг следов. Потом пошла вдоль берега на север, настороженно всматриваясь в туманную дымку и ночные тени.
Ближе к полуночи Серафина поднялась на плоскую равнину в изгибе реки, где располагались поля билтморских фермеров. Поля тоже оказались залиты. Она шла и шла по загубленным посадкам кукурузы, картофеля, шпината и дюжины других растений. Потом тихо проскользнула мимо темных груд того, что раньше было билтморскими амбарами. Стремительная вода разнесла их в щепы и частично смыла. Спасая животных, фермеры переселили их на самые высокие участки земли, но и там было небезопасно. Стадо джерсейских молочных коров, которых мистер Вандербильт выписал из Англии, стояло на пастбище по колено в воде. Абердин-ангусские коровы жались кучками на залитых грязью холмах, которые островками торчали посреди озера, бывшего когда-то их лугом. Куры, овцы и козы поселились на крошечных полосках каменистой земли. Но, несмотря на разруху, животные вели себя спокойно, даже тихо, — до Серафины изредка доносилось лишь слабое шуршание, — как будто понимали, что опасности еще впереди.
Серафине было грустно видеть, во что превратилось богатое, передовое хозяйство. Фермы всегда были очень важной частью билтморской жизни. Мистер Вандербильт как-то объяснял Серафине, что его мечта — не просто построить хорошенький домик, а наладить хозяйство так, чтобы поместье кормило себя само — хозяев, гостей, слуг и работников с семьями. В новые времена, когда люди покидали сельскую местность и уезжали в город на заработки, когда возводились огромные заводы и фабрики, когда горожане проносились через всю свою жизнь на черных автомобилях, Билтмор строился как замкнутая на себе община, тихое, романтическое поместье, где люди продолжали жить в гармонии с природой.
Мистер Вандербильт обустроил свое хозяйство настолько удачно, что скоро начал посылать молоко галлонами в больницы, сиротские приюты и прочие казенные заведения Эшвилла. Билтморское молоко, масло, сливки славились своими высокими качествами и отличным вкусом. Так со временем возникло новое дело. Сотни запряженных лошадьми фургонов с надписью «Билтморская ферма» развозили стеклянные бутылки со свежим молоком по всей округе. Иногда ранним утром Серафина видела эти фургоны на дороге.
Сейчас фургоны валялись перевернутые и разбитые ураганом, а дороги превратились в реки.
Оставив фермы позади, пантера вышла к тому месту, где река Суаннаноа впадала во Французскую Широкую, но на месте соединения двух рек разлилось озеро.
Обойдя озеро с восточной стороны, Серафина добралась до Билтморской деревни, которую мистер Вандербильт построил когда-то для ремесленников, мастеров и рабочих. В деревне было много жилых домов и магазинов, школа, железнодорожная станция и прекрасная церковь, которую мистер Вандербильт назвал церковью Всех душ, поскольку хотел, чтобы люди всех сословий посещали воскресную службу вместе с ним и его семьей. Вдоль улиц росли деревья, стояли чугунные фонари, были положены кирпичные тротуары. Но и здесь похозяйничал ураган. Многие дома затопило, иные и вовсе развалились. Деревья попадали от ветра, и стволы с растопыренными ветками перегородили проезжую часть. Ровные тротуары были разбиты, и на них остались странные зигзагообразные следы, как будто находившиеся под кирпичами корни деревьев, извиваясь, пытались выбраться на поверхность.
Оставаясь в обличье пантеры, Серафина прошла по темным, пустынным улицам. Нигде не было видно жителей, прогуливающихся теплой летней ночью, улицы были пустые, дома — темные. Только призрачные обрывки тумана плыли по деревне. Покинув ее, Серафина внезапно увидела крупную черную металлическую фигуру зверя, наполовину ушедшую в сырую, расползающуюся под ногами почву. Некоторое время пантера рассматривала своими желтыми глазами огромный шипящий кусок металла. Она не сразу поняла, что это опрокинутый набок и утонувший в грязи паровоз, в чреве которого еще горели угли. Было непонятно, успел ли спастись машинист.
Встревоженная гораздо сильнее, чем сама ожидала, Серафина повернула назад, к дому. Все увиденное еще больше убедило ее в том, что Юрайю необходимо остановить. То, что начиналось как кровная месть мистеру Вандербильту, превратилось в настоящую войну не только против Билтмора и четверых друзей, но вообще против всего. Юрайя хотел разрушить все вокруг, и если ему не помешать, он так и сделает.
Серафина нырнула в лес, снова пронеслась по холмам и долинам и, наконец, прошла сквозь парадные ворота и по подъездной аллее, совсем как экипажи несколько дней назад.
Только сегодня ночь была совсем другая — тихая и спокойная.
Дом тоже стоял весь темный. Нигде не было видно ни фонаря, ни лампы Эдисона, ни свечи. Впервые за всю ее жизнь у Серафины возникла мысль, что Билтмор выглядит заброшенным. Подходя к зданию в обличье пантеры, она про себя подивилась, как быстро меняется этот дом, — то роскошный, нарядный, праздничный и сверкает огнями, то становится темным, молчаливым и сумрачным.
Они с друзьями каждую ночь запирали все двери, поэтому Серафина проскользнула внутрь одним из своих старых секретных ходов — сквозь вентиляцию, — а затем поднялась наверх.
Вайса еще не вернулся. Первый этаж был пуст, тих и темен. Все спали.
Некоторое время Серафина развлекалась тем, что разгуливала по просторным залам в облике пантеры. Ее длинное черное тело было почти невидимым в тени, хвост грациозно покачивался, желтые глаза ярко горели. Она получала огромное наслаждение от того, что могла находиться дома в собственном, совершенно естественном для нее обличье.
Серафина вспомнила, как бродила по ночному дому маленькой восьмилетней девочкой и удивлялась, зачем это все улеглись спать. Тогда ее босые ножки издавали при ходьбе едва слышный шорох. Теперь мягкие подушечки пантеры соприкасались с гладкими блестящими полами совершенно беззвучно. Она бродила по этим залам всю свою жизнь, но в таком виде — впервые. Забавно было представить себе какого-нибудь слугу, вставшего среди ночи в туалет и столкнувшегося нос к носу с черной пантерой.
Серафина вернула себе человеческий облик, но продолжила обходить комнаты, всматриваясь и вслушиваясь. Ей было двенадцать лет, и она считала себя хранителем Билтмора.
Стоя во тьме холла — самого большого помещения в центре дома, — она услышала какое-то движение со стороны библиотеки. Девочка медленно прошла через Гобеленовую галерею, прислушиваясь и вглядываясь в тени. Лунные лучи, проходя сквозь окна, ложились на пол косыми белыми прямоугольниками. Гобелены, покрывающие стену, и тонко расписанные перекладины потолка сияли в лунном свете.
