– Мы этого еще не знаем, сэр, – уклончиво ответил Реник. – Есть надежда, что она вернется. Когда я заезжал к вам в прошлый раз, вам уже было известно, что она похищена?
– О да. Тот человек угрожал убить ее, если я попытаюсь обратиться к вам. Поверьте, решение далось мне нелегко, но звонить вам я не стал.
– Я понимаю. Когда вы в последний раз видели дочь?
– В субботу вечером. Она собиралась пойти в кино с подругой. Она ушла около девяти часов. Ее подруга позвонила без двадцати десять и сказала, что Одетт не пришла. Меня это не насторожило. У Одетт всегда семь пятниц на неделе. Перед самым уходом ей звонил Джерри Уильямс. Я подумал, что она куда-то поехала с ним. А в половине двенадцатого позвонил похититель. Он потребовал выкуп в пятьсот тысяч долларов. Предупредил, что никакие контакты с полицией недопустимы. Он велел приготовить деньги и ожидать дальнейших инструкций. В понедельник утром я получил письмо от Одетт. Оно у меня здесь.
Марло достал письмо, написанное Одетт под мою диктовку, и протянул его Ренику. Тот внимательно прочел письмо.
– Это почерк вашей дочери?
– Да.
Марло рассказал Ренику о полученных инструкциях, о том, как он ехал вдоль Восточного берега, увидел мигающий фонарь, выбросил в окно „дипломат“ с деньгами и поехал дальше, на автомобильную стоянку в бухте Одиночества.
– Я нашел там машину дочери. С сильно помятым крылом. Я ждал до без четверти четыре, пока наконец не понял, что она не приедет. Я обратился к полицейскому, а тот связался с вами.
– Наш сотрудник все еще дежурит на стоянке, – сказал Реник. – Если появится ваша дочь, он сразу сообщит нам об этом. Вы не разглядели человека, который светил фонарем?
– Нет. Он прятался за кустами. Я видел только фонарь.
– Мы хотели бы осмотреть эти кусты. Не могли бы вы поехать с нами и показать, где вы выбросили деньги?
Марло покачал головой.
– Я тяжело болен, лейтенант. Влажный утренний воздух мне вреден. Я предполагал, что вы захотите осмотреть то место, и набросал вам план местности.
Реник взял протянутый Марло лист бумаги, взглянул на него и передал Барти.
– Ты сможешь съездить туда, Фред? – спросил Реник. – Как только о похищении станет известно, там все затопчут. – Он глянул на меня. – Поезжай с ним, Гарри, и пришли за мной машину.
Барти кивнул, и мы оба спустились к патрульной машине.
– Крепкий старик, – сказал Барти, когда машина рванулась с места. – Не знаю, смог бы я сохранить такое самообладание, если б похитили мою дочь.
Вскорости мы подъехали к кустам, за которыми я прятался несколько часов назад.
Барти не терял времени даром. Чувствовалось, что это настоящий профессионал. Солнце уже встало. Барти послал двух полицейских посмотреть, где можно спрятать машину, а сам направился к кустам. Меня он оставил на дороге.
Двадцать минут спустя он подозвал меня к себе.
– Полагаю, тут все ясно. Похититель прятался за этим кустом. Видишь отпечаток каблука на мягкой почве? Мы сделали слепок. Разумеется, он мало чем нам поможет, если только мы не поймаем похитителя в той же обуви. А вот окурок сигареты „Лаки страйк“. Тоже пользы немного, если мы не сможем доказать, что он всегда курит сигареты этой марки. Тогда мы сможем представить наши находки присяжным.
Подошел один из полицейских, чтобы сказать, что они нашли место, где стаяла машина похитителя.
Мы присоединились ко второму полицейскому, оставшемуся за кустами, там, где я прятал „паккард“.
– Вот отличный отпечаток протектора, – показал второй полицейский. – И на земле масляное пятно. Я полагаю, машина была неисправна. Из нее капало масло.
Барти осмотрел землю и хмыкнул:
– У нас тут много дел, Барбер. Поезжай-ка ты к Джону. Скажи ему, чтобы через два часа он прислал за нами машину.
– Хорошо, – кивнул я и побрел к патрульной машине.
На ней я поехал к дому Марло. Я все еще не мог поверить в реальность происходящего. Казалось, это кошмарный сон. Я надеялся проснуться и увидеть, что ничего этого нет. Вновь и вновь мои мысли возвращались к стоящему в гараже „паккарду“, и меня прошибал холодный пот.
Реник ждал меня у ворот поместья Марли. В руке он держал „дипломат“, тот самый „дипломат“, что Марло выбросил из окна „роллса“. От ужаса я едва не потерял сознание.
Реник бросил „дипломат“ на заднее сиденье и сел рядом со мной.
– Барти что-нибудь нашел? – спросил он.
Я рассказал ему об успехах Барти. Я оставил „дипломат“ с деньгами в багажнике „паккарда“. Тем не менее, сейчас он лежал позади меня.
– Что у тебя там? – я кивнул на заднее сиденье.
– Марло передал выкуп в точно таком же „дипломате“. У него их было два, совершенно одинаковых. Для нас это удача. „Дипломат“ мы сфотографируем. Как знать, возможно, свой „дипломат“ похититель выбросил. Кто-то его найдет, принесет нам, мы снимем отпечатки пальцев. А теперь едем к Мидоусу. Если он решит, что мы готовы, поставим в известность прессу. Будем надеяться, что найдется человек, который видел девушку после того, как она ушла из „Пиратской хижины“.
„С этим у тебя ничего не выгорит, – подумал я. – Не зря я настоял на том, чтобы Одетт переоделась и надела парик“.
Выслушав Реника, Мидоус зашагал из угла в угол, покусывая незажженную сигару.
– Ну что ж, идем в бой, – наконец сказал он. – Мы как раз успеем к дневным выпускам газет. – Мидоус остановился передо мной. – Это твоя работа, Барбер. Нам необходимо сотрудничество прессы. Не мне объяснять тебе, что надо делать. Мы должны выглядеть в лучшем свете. Ясно? – Он круто повернулся к Ренику. – Будь осторожен, Джон. Никаких ошибок:
Слишком велики ставки. Похитители должны быть пойманы!
– Понятно, – кивнул Реник. – Я переговорю с Райгером, а затем свяжусь с прессой.
Мы прошли в кабинет Райгера. Тот протянул мне пачку фотографий автомобиля Одетт.
– Ладно, принимайся за дело, Гарри, – сказал Реник. – Я хочу поговорить с капитаном.
Тут я задал вопрос, который мучил меня уже не один час:
– Пока ты был в доме Марло, ты не видел его жену?
На лице Реника отразилось удивление.
– Нет, Марло сказал, что ей стало нехорошо и сейчас она в постели.
Райгер резко вскинул голову.
– Ей стало нехорошо? Она не из тех девиц, что в трудную минуту лишаются чувств.
Реник нетерпеливо махнул рукой.
– И что из этого? Прошлой ночью, когда они ждали звонка похитителя, у нее началась истерика. Вызвали доктора. Он дал ей успокоительное, и сейчас она спит.
– Ты говорил с доктором, Джон? – спросил я. Во рту у меня пересохло.
