Ему нужно было сбросить раздражение и излишки пламени, которые бурлили в крови. Она для этого подходила как никто другой.
— Иди сюда, — указал себе на колени.
Девушка вскинула на него серые глаза, холодные, без единой искры огня. У Лирты огня было как в породистой ларрке (хотя к иртханам она не имела ни малейшего отношения), но Лирта осталась в прошлом. Сейчас он изучал ту, что стояла перед ним: откажется, начнет ломаться, назовет цену? Исходя из того что ему доводилось видеть, он поставил бы на первое, но девочка оказалась умнее.
Покорно подошла, покорно опустилась на колени и расстегнула ширинку. И рот (идеальный благодаря неброской помаде) тоже раскрыла покорно, вбирая его в себя. Сдерживаться он не стал, отпуская пламя на полную: так, что родовой узор льдом потянуло по коже, а подушечки пальцев покрылись узорами. Они искрящимися пылинками оседали на светлых волосах, когда он вцепился в ее идеальную прическу, направляя девчонку так, как нужно ему.
Рвущееся сквозь пальцы и поры пламя втекало в нее, заставляя содрогаться от льда, пронзавшего все тело огненными иглами. Девчонка плотно сжимала губы, и бешено бьющаяся на ее шее жилка заставила его отпустить себя. Когда она отпрянула, ее колотило: сброс пламени для человека не проходит бесследно. В радужке вспыхивали искры льдисто-голубого пламени, оживляя эти бесцветные глаза. Пожалуй, она вся была бы бесцветной, если бы не макияж.
Сейчас она поднялась, покачиваясь, явно не понимая, что с ней происходит.
— Что… что это было?
— Ледяное пламя, — коротко отозвался он, застегивая ширинку.
— Пламя? Но вы не сказали…
— Чего именно? — чуть подался вперед. — Что тебе будет больше чем хорошо?
Больше чем хорошо, да. То, что девочка кончила вместе с ним, было видно по ее зрачку, чуть расфокусированному, и по тому, как острые соски упирались в блузку даже через белье. Пламя иртханов для человека обладает одним интересным свойством. Возбуждающим.
Если бы не побочный эффект зависимости, все было бы идеально. Лирта, идиотка, сразу ничего не сказала, а когда призналась, было уже поздно. Ее повело настолько, что пришлось от нее избавиться.
Такой глупости он больше не допустит, привязка в современном мире — нонсенс, а лишнее внимание ему точно ни к чему.
Пока.
— Приводи себя в порядок, — произнес он. — И возвращайся к работе.
Раздражение отпустило, и он не собирался взращивать новое, отвечая на идиотские вопросы. В том, что девчонка никому ничего не расскажет, он не сомневался; доставленное в рабочем кабинете удовольствие — не тот вариант, которым женщине стоит хвастаться. А даже если и расскажет, это будет просто бабский треп. Все камеры в его кабинете работали только тогда, когда это было выгодно ему. Оборудование, вмонтированное в стены, позволяло обнаружить любое, даже самое высокотехнологичное записывающее устройство или попытку вынести из этого кабинета то, что не предназначено для остальных.
В современном мире все войны информационные, и он подготовился к любому вторжению.
Девчонку все еще трясло, когда она выходила из кабинета, но воздействие пламени спустя пару минут уже не отличить от высокой температуры.
Кофе остыл, и он брезгливо отодвинул от себя чашку с блюдцем.
Взглянул на входящее по защищенному соединению: «Я сделал все, как вы просили. Когда закроете свою часть сделки?»
Уголки губ слегка дрогнули.
Все-таки поразительные существа — люди, от них воняет страхом даже из Аронгары, но они умудряются диктовать условия.
Пальцы легко скользнули по клавишам, набирая ответ: «Вызывайте службу спасения», — и переключились на видео.
Информационные системы — его вторая слабость после пламени. Возможности управлять миром с их помощью, по максимуму избегая посредников, он учился не год и не два. Так же как убирать за собой любые следы.
Камера, вмонтированная в дорогущие светильники в пентхаусе Марргента Гарренджера, показала искаженное судорогой лицо генерального менеджера «Гранд Пикчерз». Точнее, бывшего генерального менеджера, потому что активированный последним сообщением инсульт оборвал его жизнь на пятьдесят девятом году.
— Говорил же, вызывайте службу спасения.
Он смахнул с чувствительного монитора картинку с камеры и взглянул на постер, который все остальные увидят лишь через несколько дней.
Девчонка с развевающимися за спиной волосами, в алом платье, которое костюмеры посчитали достойным эпохи Ильеррской, смело шагала, танцуя, в огонь.
Полыхающий взгляд, как отражение пламени.
Стильная девочка.
Девочка с огоньком.
Ноздри чуть шевельнулись, когда он провел пальцами по ее лицу.
На первом постере последнего фильма Джермана Гроу Танни Ладэ зажигала всех одним только взглядом. Неудивительно, что этого полукровку от нее повело. Не знай он сам, что в предках Танни Ладэ иртханы не отметились даже миллилитром крови, решил бы, что перед ним настоящая иртханесса.
Раздражение и впрямь ушло, словно его не бывало. Расчет оказался верным, и все свели к Халлорану, пусть и дальше думают в этом направлении. Даже тупость Ярлис больше не отзывалась неприятной тяжестью в висках, когда он настраивал эту дуру на то, чтобы она столкнула девчонку с балкона, даже понятия не имел, чего может лишиться.
Танни Ладэ трогать нельзя.
Она первая и, пожалуй, единственная слабость этого амбициозного недоноска Гроу, с таким инструментом обращаться нужно очень аккуратно.
Пока не придет время.
— Местр Гранхарсен, — донесся из динамика голос секретаря (надо отдать ей должное, уже почти не дрожащий). — К вам эсстерд Дормган по предварительной записи.
Откинувшись на широкую спинку кресла, он перехватил с монитора пылающий огнем вызывающий взгляд девчонки, движением пальцев отбросил постер в корзину и ответил:
— Пропусти.
ГЛАВА 4
Даармарх, Огненные земли
Теарин
«Она носит моего ребенка».
Эти слова отдавались внутри гулкими ударами сердца, которое почему-то болезненно сжалось, а потом забилось в сумасшедшем ритме, как случалось, когда завершался огненный танец. Во время скольжения по канатам, падения в обручи и между облизывающих мои одежды языков огня я была спокойна. Именно об этом я говорила себе сейчас: мне нужно успокоиться, отбросить все лишнее, сосредоточиться на том, кто я есть.
Я — Теарин Ильеррская.
Увы, сейчас Теарин Ильеррская была просто женщиной, которой было отчаянно больно.
Почему?
Я добилась всего, чего хотела. Тогда почему сейчас настолько горько?
