— Пригласите служанок, — сказала я. — Пусть накроют завтрак на балконе.
Девушки переглянулись.
— Местари, боюсь, что вы уже не успеете позавтракать, — произнесла Лирхен. — Через полтора часа обед, нас ждут в обеденном зале.
— В обеденном зале? — уточнила я, вскинув бровь. — Кто это сказал?
— Так… Приходила служанка от распорядительницы, сказала быть обязательно, — растерянно произнесла Фархи. — Мы тоже удивились, потому что все претендентки на отборе обедают и ужинают вместе.
Все претендентки, не считая местари Ильеррской. В ее случае правила «для всех» не работают, потому что местар, чтоб ему на ответственных переговорах огнем икалось, устанавливает их здесь сам.
Видимо, на общие обеды и ужины запрет не распространяется.
Что же…
— Хорошо, — отозвалась я. — В таком случае пригласите служанок, чтобы помогли мне одеться.
— Да, местари. — Фархи выбежала за дверь, а Лирхен направилась к шкафу.
Распахнула дверцы, перебирая наряды и сдвинув в сторону все, что было из алой ткани. Этот цвет мне выбрал Даармархский, когда я была наложницей, поэтому я избегала носить алое, отдавая предпочтение другим цветам. Прочих нарядов было немного, пусть даже швеи трудились не покладая рук, за столь короткий срок большой гардероб не пошить. Тем не менее выбор был, и Лирхен обернулась ко мне, в одной руке изумрудная ткань в цвет моих глаз, в другой — кремовая, которая оттенит кожу.
— Что вам больше нравится, местари?
— Вот это. — Я приблизилась к шкафу и достала платье, в котором встречала Даармархского в свою первую ночь в Аринте. Я помнила все, что тогда случилось, слишком хорошо, равно как и этот наряд. Раскаленная дымка рукавов, подчеркивающий грудь лиф, разрезы превращают юбку в лепестки пламени.
— Но… — Лирхен широко распахнула глаза.
— Но? — Я повернулась к ней.
— Это ведь… — Нэри побледнела. — Этот же цвет вы носили, когда были наложницей.
Последнее слово она произнесла шепотом, и мне это очень не понравилось.
— Именно, — ответила я. — Я была наложницей, и этого не изменить.
— Но местари… все говорят…
— Кто — все?
— Другие нэри, служанки и… остальные.
Даже не сомневаюсь. Вчера я прекрасно понимала, на что иду, но лучше сказать, как все было, самой, чем вручить это оружие против себя Хеллирии или Эсмире. Теперь все, что они могут, — это шипеть и плеваться ядом, пытаясь раздуть из моих слов скандал. Судя по тому, что Лирхен уже знает про цвет, начали всплывать подробности, чего и следовало ожидать. Стоит мне дать слабину, и этим тут же воспользуются, поэтому я не собираюсь стесняться того, что было, и не стану опускать глаза всякий раз, когда кто-то мне на это намекнет.
— Они могут говорить что угодно. Алый цвет — это всего лишь алый цвет, Лирхен. Если ты не можешь с этим справиться, скажи мне об этом сейчас.
Девушка побледнела еще сильнее, но ответить не успела, в комнату впорхнула Фархи.
— Служанки скоро будут, местари, и…
Она замерла, увидев в моих руках алое платье.
Та-ак.
— Девушки. — Я протянула наряд Фархи, которая чуть ли не шарахнулась от него, но потом все-таки приняла из моих рук. — Вчера я рассказала о своем прошлом, которое, вне всяких сомнений, отличается от историй жизни других претенденток. Я догадываюсь, что вас пригласили ко мне, не спросив вашего решения, и, возможно, сейчас ваши родные сожалеют о том, что приняли его за вас. Если для вас это слишком, вы можете отказаться меня сопровождать. Я сама попрошу о замене, и никто не узнает, с чем это связано. Но если вы решите остаться… Сейчас мне особенно нужна ваша поддержка. Во всем.
После моих слов воцарилась минутная тишина, а потом Фархи шагнула в сторону спальни.
— Мне кажется или у вас где-то были рубины?
Да, рубины. Про них я совсем забыла, поэтому вчера они не последовали за «отборными» украшениями.
— Рубины к обеду будут лишними, Фархи, — сказала Лирхен, помогая ей и подхватывая юбки алого платья, за которыми уже потянулась пушисто-когтистая лапа. — Мне кажется, сюда больше ничего не надо, достаточно просто оставить распущенными волосы.
— И уложить крупными волнами, — согласилась Фархи.
Вдвоем нэри развили такую бурную деятельность, что служанки летали по комнате, как перепуганные светлирхи. Лирхен и Фархи непрестанно отдавали распоряжения, мне не удавалось вставить даже слова, за что я сейчас была искренне им благодарна. Говорить не хотелось, думать о случившемся и о предстоящем тоже, поэтому я просто смотрела, как служанки вытягивают пряди, чтобы потом обмотать их вокруг раскаленных на камнях металлических полосок и выпустить уже вьющимися.
Лирхен куда-то убежала, потом вернулась как раз в ту минуту, когда девушки расправили лепестки юбки на платье и отступили.
— Что-то еще, местари?
— Нет, вы свободны.
Служанки поклонились и вышли, я же окинула себя быстрым взглядом и осталась довольна увиденным.
Хаальварны традиционно остались у дверей, а мы с нэри направились в обеденный зал.
— Направо, — сказала Лирхен, стоило нам выйти в коридор. — Здесь недолго идти, минут десять.
Да, для дворца повелителя Даармарха это действительно недолго.
— Пока вы одевались, я побежала взглянуть на зал… он роскошный! Не представляю, сколько там будет еды.
Много.
Прокормить десяток жаждущих стать главной драконессой Даармарха претенденток — непростая задача. Особенно в месяц, когда луны сходятся на расстояние глаз на драконьей морде; и без того сильное пламя разгорается еще мощнее, расходует много ресурсов, и аппетит становится просто зверским.
Буквально.
— Кажется, я сейчас могу съесть дракона, — призналась Фархи.
— И я, — подтвердила Лирхен.
Учитывая, как ели мои нэри (несколько дней подряд я наблюдала за этими аристократичными попытками девушек съесть меньше, чем поместится в их ладони), неудивительно, что они постоянно были голодными.
Мы миновали несколько коридоров и свернули к балкону-переходу, которых во дворце было бесчисленное множество. Их я любила гораздо больше, чем холодные каменные кишки: с балконов открывались прекрасные виды, и будь у нас больше времени, с удовольствием бы здесь задержалась, чтобы посмотреть на сверкающую на солнце ленту реки, огибающую город.
Все-таки Аринта потрясающе красива. Красивее только Ильерра, но в Ильерре все было по-другому.
Оставив балкон и стражников за спиной, мы шагнули в высокие двери, чтобы оказаться в просторной, утяжеленной тонами темной бронзы анфиладе.
— Доброго дня, местари Ильеррская.
