В Минске Николай Хохлов использовал легенду Отто Витгенштейна, унтер-офицера тайной полевой полиции, служившего во фронтовом отделении номер сорок девять, имевшем командировочное предписание в город Минск. За ратные подвиги он был «награжден» Железным крестом
[320].
Его напарник «Виктор» действовал с документами на имя оберлейтенанта полевой жандармерии Отто Шульца. По утверждению его владельца — «это удостоверение имело жуткую силу, даже давало право расстреливать на месте». Разведчики отряда Градова связали его с минскими подпольщиками. Также группа «Юрий» располагала несколькими конспиративными квартирами: на улицах Солнечной, 5, Можайской, 31, Надеждинской, 14а, на Червенском тракте, 126. Некоторые из них использовал Карл Кляйнюнг.
«Виктор» руководил группой подпольщиков, которые были на связи у отряда Ваупшасова: учительница М.П. Чижевская («Мать») и ее дочь Елена («Дева»); минская комсомолка, студентка медицинского института Н.П. Моисеева («Подруга»); доцент Белорусского университета Е.М. Зубкович; бухгалтер О.И. Беляева («Вербицкая»), коммунисты Л. Драгун и Ф. Простак и др. Подпольщики собирали сведения об оборонительных сооружениях в городе и его окрестностях, выводили из Минска военнопленных и граждан, преследовавшихся оккупационными властями, распространяли антифашистскую литературу, принимали участие в подготовке и проведении боевых операций.
В то же время Карл Кляйнюнг должен был вместе с Николаем Хохловым следить за маршрутами поездок верховного комиссара Вильгельма Кубе. И если днем немецкие мундиры позволяли беспрепятственно перемещаться по городу, то ночью приходилось укрываться на конспиративных квартирах. Использовались тайники. При этом дважды Карл Кляйнюнг был на волосок от гибели, когда в него стреляли народные мстители.
Одно из мест, где планировалось уничтожить палача — загородное поместье в Лошице. Его облюбовал для пиров Вильгельм Кубе, наезжавший сюда со свитой. На даче чаще обитал минский окружной комиссар Фройтаг.
Кляйнюнг встретился с Надеждой Моисеевой («Подруга»), Марией Павловной («Мать») и Лидией Чижевскими («Дева»), работающими у Фройтага на даче.
План уничтожения Вильгельма Кубе был таким: доставить в Минск несколько мин с часовым механизмом, научить на явочной квартире «Подругу» и «Деву» обращению с ними, а затем переправить мины в Лошицу. При появлении там Вильгельма Кубе активировать часовой механизм мин и установить их в комнатах, которые он занимает.
Убедившись через агентуру, что в ближайшее время Кубе не собирается посещать Лошицу, Карл Кляйнюнг начал продумывать план его ликвидации в городе. А для этого надо было вербовать кого-то из прислуги гауляйтера. Отсеивая различные варианты, остановился на горничной Елене Мазаник. Комнату ей немцы дали на улице Энгельса, недалеко от резиденции гауляйтера, где она жила вместе с сестрой Валей.
Карлу Кляйнюнгу к ней идти было нельзя. Выбор пал на Николая Хохлова. Повел себя визитер («Рыжий», как окрестила его женщина) довольно нагло и бесцеремонно, в результате чего задание провалил.
По мнению журналиста Николая Зеньковича, между ними во время первой встречи состоялся такой разговор. Николай Хохлов был одет в элегантный костюм и выдавал себя за сына фабриканта.
«…— Москва очень хорошо знает о вас, товарищ Мазаник. Более того, мое начальство просило передать вам привет от вашего мужа.
Он жив, здоров и работает шофером в нашем учреждении, то есть в управлении НКВД по городу Омску. Сам я никогда в Омске не был. Но организация та же. Вы понимаете, что я имею в виду?
Женщина крепко сжала пальцами край стола и твердым голосом спросила:
— А почему я должна верить вашим словам? Немцы мне доверяют, и я не вижу никаких причин…
— Вы зря страхуетесь, товарищ Мазаник. Меня прислали к вам как к советскому человеку. Видите, Родина еще доверяет вам…
Голубые глаза блондина сузились, лицо нахмурилось. В голосе зазвучал металл:
— Нам известно, что других людей, пытавшихся подойти к вам, вы гестапо не выдали. Но на этот раз вашего молчания будет мало. Необходима ваша помощь.
Пальцы женщины, крепко сжимавшие край стола, побелели от напряжения. Ее лицо стало серым.
Блондин понял, что надо остановиться.
— Не давайте мне сейчас никакого ответа, — дружелюбно сказал он. — Подумайте, а мы тем временем подготовим задание для вас… Мы скоро увидимся снова. Может быть, здесь, может быть, у вас дома…
Лицо женщины тронула насмешливая улыбка:
— Ну домой-то ко мне вы прийти не сможете. Я живу рядом с верховным комиссариатом, и весь наш район под наблюдением гестапо.
Блондин улыбнулся:
— Ничего, в случае надобности мы вас найдем…»
[321]
А вот как Елена Мазаник описывала в своих мемуарах вторую встречу, которая произошла через двое суток. Теперь гость предстал перед ней в форме немецкого офицера:
«Возвращаюсь с работы… С крыльца мне навстречу снова бросился… рыжий… Я застыла на месте — думала, сейчас арестует. Как только вошли в комнату, рыжий замкнул дверь на ключ… он сел затем на стул, выхватил пистолет, положил на стол и сказал: «Учти, эта штука стреляет бесшумно… Продолжим разговор?» — «Нет, — прервала я его. Думаю, пан или пропал. — Повторяю, я сказала — нет! А теперь вопрос: как можно посылать такого идиота, как ты? С какой бы ты стороны ни пришел, так грубо поступать нельзя. Ты — дурак. А тот, кто посылает тебя, дважды дурак!»
[322]
На самом деле на Елену Мазаник пытались выйти еще несколько разведчиц от бригады Николая Лопатина. Первой, кто занялся решением этой задачи, была Галина Финская. Иван Золотарь регулярно беседовал с нею с целью выявления потенциальных агентов в Минске.
Другого кандидата — Надежду Троян выбрали случайно, ее имя назвал начальник оперативной разведки Владимир Рудак. До своего появления в партизанском соединении «дяди Коли» в качестве медсестры, она сначала жила в Минске
[323]. Затем вместе с родителями перебралась в местечко Смоловичи, где она работала счетоводом на торфяном заводе. Через операционную сестру местной больницы Нюру Косаревскую она установила связь с партизанами
[324]. Утверждать то, что до этого она не занималась антифашистской работой — неверно. Она помогала организовывать побеги военнопленных из лагерей, распространяла листовки и т. п.
