О том, что сестра Горгона и Виктория упоминали топор, вернувшись к костру, после того как снова переправились через Истру с того берега, где генеральские дачи. А затем Лидия в наркотическом бреду увидела в руках у Горгоны топор, когда та подошла к чур- баку и…
КРОЛИКИ…
Беззащитные жертвы…
Топор…
Убийство семьи в доме…
Горгона и Виктория Первомайская… голые, пьяные, ошалевшие от жертвенной крови… накачанные наркотиками…
Чего еще мы не знаем о них?
Дело снова поворачивалось неожиданной и невиданной стороной!
– Только до больницы мы в ту ночь так и не доехали, – сказала вдруг Зоя Петровна.
– Вас опять туда вызвали, да? – подсказал Осипов. – Снова на большие дачи?
– Не на дачи, а к реке. Там недалеко от этого генеральского дома, лесом метров сто. Мы еле проехали там, нам военные дорогу показывали. Они его там нашли, когда окрестности начали вокруг дома прочесывать.
– Кого? – спросила Катя. – Дезертира? Они его ранили в перестрелке?
– Да нет же, не дезертира! А сына генерала. Молодой совсем, лет шестнадцати, не больше. Видно, он из дома вырвался, хотел убежать, а этот зверь его догнал там. Он лежал на берегу в воде на мелководье. Мы бросились к нему с фельдшером. Я думала, он тоже… как и отец его… Мертвый. На нем живого места не было, весь избитый, в крови. Такая рана у него была страшная глубокая на боку. Топором его изрубили, как деревце молодое под корень. Но у него пульс еще теплился! Мы его сразу в «Скорую» и повезли. Я с ним сидела. Все кровь пыталась остановить. Тампоны сразу промокали насквозь. Там такая была катастрофическая кровопотеря. Такая рана… и еще были раны, но не такие глубокие, а эта почти смертельная. Такой красивый он был… белый, как мрамор… как статуя греческого бога… Я все, все делала, чтобы довезти его, но понимала – мы не успеем. Он умирал у меня на руках. И умер.
Катя слушала ее. И пока гнала от себя все мысли, все, все…
Умер…
– Он умер, – повторила Зоя Петровна. – Мы уже к приемному покою подъехали. Асистолия сердца… и пульс… он не бился.
Она провела устало ладонью по лицу.
– Все бы и закончилось там, у приемного покоя. Если бы не мой муж.
– Ваш муж? – Катя встрепенулась.
– Он дежурил в реанимации сутки. Смена его уже кончалась. Но он прибежал, заорал на меня – давай его скорей к нам, что застыла, рано горевать! Он его забрал в реанимацию, этого юношу. И он… он сделал невозможное. Он его реанимировал. Клиническая смерть… и там срок был… девять минут! Это почти предел, а возможно, у нас даже было больше, я ведь растерялась в приемном покое – еще минуты полторы… Но там было и другое тогда – сильная гипотермия всего организма.
– Гипотермия?
– Он же в воде лежал долго с такой раной. Пусть и лето было, но все равно, это же холодная вода, река. Это его спасло – гипотермия и низкое кровяное давление. И мой муж… он такой был человек… Он сделал все как врач, как реаниматолог, понимаете? В такой патовой ситуации – когда уже девять минут клинической смерти. Ему уже про гипоксию мозга коллеги, мол, все, отступись от него… А он не отступился. И он его вернул к жизни. Этого израненного юношу. Его оперировали срочно.
– А как его звали? – спросила Катя.
– Я не знаю… то есть я… я так эту ночь пережила в себе, что… может, и помнила имя, да забыла. Я лишь его образ помню, как он умирал у меня на руках.
Катя молчала.
– Но если вам фамилия нужна, я сына сейчас спрошу, – Зоя Петровна достала мобильный. – Он у меня тоже врач. И тоже реаниматолог. Он этот случай выдающийся, когда клиническая смерть продолжалась девять минут и его отцом были использованы все возможные методы реанимации, описал в научном медицинском журнале. А для статьи он в архиве работал с теми старыми документами. Это же в анналы нашей больницы и всей реаниматологии вошло. Выдающийся казус медицинский.
Она набрала номер сына. Катя не слушала их беседу. Отрешилась…
– Вот, поговорите с ним.
Катя взяла ее мобильный.
Представилась официально. Не могли бы вы вспомнить, как фамилия, имя…
– Да, это редчайший случай клинической смерти с благополучным исходом, – сказал доктор. – Я его использовал при написании диссертации. Фамилия пострадавшего была Богушевский. Он так и в медицинских справочниках теперь числится – случай Богушевского.
– Богушевский, – медленно повторила Катя. – А имя-отчество?
– Отчество Павлович, – доктор на том конце мобильного, видно, сверялся с какими-то записями. – А имя у него редкое.
– Редкое?
– Герман.
Катя поблагодарила его. И вернула мобильный Зое Петровне. Такая слабость снова вдруг накатила… Руку невозможно поднять… Словно свинец в ней…
Осипов и врачиха смотрели на нее.
– Что-то не так? – спросила чуткая врачиха «Скорой».
– Нет, ничего. Спасибо вам большое!
Бывший патрульный Осипов понял по ее лицу, что их субботний поиск в Истре закончился. Они распрощались. Он остался на участке Зои Петровны. Они начали громко обсуждать какие-то повседневные дела, пошли смотреть грядки, что там еще не выкопано на зиму.
А Катя вернулась к своей машине.
Достала телефон и набрала в поисковике «Нотариальная фирма Гарфункель, Парамонов и партнеры». Она помнила, как Гущин говорил ей об этой юридической известной фирме.
Открыла список сотрудников и младших партнеров.
Лебедев…
Герман Павлович…
Аркадия…
В которой всем нам предстоит побывать…
Зоркая, косенькая любопытная сплетница Нелли… Вспоминай, вспоминай ее. Что она там видела у конюшен, когда Черный Лебедь явил себя рыженькой толстой Анаис во всем своем великолепии?
Когда он дал ей увидеть… свежий шрам от ножа юного ревнивца.
И свою тайну – старый глубокий шрам на боку.
Глава 37
Сертификат
Полковник Гущин вместе с начальником ГУВД, приехавшим в Главк в выходной день, изучали ответ из архива Главной военной прокуратуры на свой срочный запрос. Отсканированные документы старого уголовного дела двадцатишестилетней давности, присланные по электронной почте.
– Генерал-лейтенант Павел Богушевский, – сказал начальник Главка. – Первый замкомандующего внутренних войск еще времен СССР. Это была довольно известная фигура во внутренних войсках в те времена. А в то лето уже практически никто. В девяностых весь генералитет, тем более внутренних войск, подвергали ротации, чистке, меняли на новых людей, лояльных. А старых по-тихому отправляли кого на пенсию, кого в дальние округа. С таких высот оказаться в Истре в должности начальника разваливающегося учебного центра – это бесславный конец генеральской карьеры. А конец жизни вообще страшный, судя по этим данным.
