«Допустит ли Триглавец превышения полномочий?»
«В психиатрической клинике столицы содержится под стражей здоровый человек».
«Будет ли удовлетворен научный интерес Познающей главы? За чей счет?»
Павла пробежала заметки глазами. Заметно побледнела; протянула газеты обратно, как показалось Ковичу, со страхом:
– Вы… Тритан ЭТО видел?
Кович почувствовал, как тлеющее в душе раздражение вдруг расцветает махровым цветом.
– Я не носил к нему на утверждение… Он не расписывался красным карандашом. Ты об этом спрашиваешь?..
Павла отвернулась:
– Я знаю, что вы его не любите.
– Он использует тебя, – Раман поднял голову, злорадно заглянул прямо в равнодушный глаз объектива. – Он использует тебя, никто тебя не похищал, это подставка. Фокус для легковерных девочек…
– Когда премьера? – спросила Павла шепотом.
Раман опомнился.
Наверное, он просто старый упрямец. «Мастер конфликта», как говорили о нем еще в училище… Но что это за театр – без конфликта?!
– Скоро, – сказал он неожиданно спокойно. – И считай, что ты уже приглашена.
* * *
– …Разве, берясь за эти исследования, вы не знали заранее, с какими проблемами столкнетесь? Что получение результата связано с разрушением личности донора? Вы знали об этом С САМОГО НАЧАЛА!..
Угрюмый мужчина, сидящий по правую руку полной женщины с холодным взглядом, все наливался и наливался кровью. Тонкие губы нервно прыгали:
– Не вы ли кричали, что прятать голову в песок бесполезно и стыдно? Не вы ли говорили о гипотетическом противоядии, которое якобы дадут человечеству ваши изыскания? Вы морочили нам голову, вы, можно сказать, убедили нас – а теперь выбываете из игры? Надо полагать, руки должен пачкать кто-то другой, никак не вы, Тодин?!
Смуглый человек с зелеными глазами неторопливо разбирал на столе авторучку с золотым пером. Кончики его пальцев уже испачкались в чернилах, и это было бы мило и трогательно, совсем по-школьному, если бы не отталкивающее, неприятно-жесткое выражение чуть ассиметричного тонкого лица:
– Речь не идет о чистых руках, – выразительный взгляд сперва на полную, похожую на домохозяйку женщину, потом на собственные, выпачканные в чернилах руки. – Речь идет о категорическом запрете подобных исследований. Я настоял на пуске проекта, и я же на практике убедился… в его негуманности и неэтичности.
– Какой кошмар! – сухо рассмеялась похожая на домохозяйку женщина. – Обвинения в неэтичности в устах господина Тодина… Надо полагать, физическая близость с объектом исследований специально оговорена в учебнике этики. Как замечательный способ добиться цели приятным для исследователя путем.
– Избавьте, – устало попросил утопающий в кресле бородач. Смуглый пожал плечами:
– Этот проект не имеет права на существование – вне зависимости от того, с кем я сплю… А если проектом не будет заниматься Познающая – значит этим никто не будет заниматься.
– Совсем-совсем никто? – с усмешкой спросила женщина. – Попытка похищения как бы уже и не в счет?
– Познающая сумела предотвратить похищение, – пожал плечами смуглый. – Сумела без братской помощи Охраняющей… А вот предотвращать подобные инциденты – кто должен, не подскажете?
Женщина засопела. Желтолицый человечек с треугольным, похожим на эмблему лицом коротко вздохнул:
– Рабочая поддерживает требования господина Тодина. Любые страдания, умышленно или без умысла причиненные невинному человеку, подрывают основы Триглавца… разрушают этический каркас. А кроме того, газетный шум, всеобщее внимание, привлеченное Постановщиком… этим Ковичем…
Женщина свирепо обернулась к бородачу в кресле:
– Не находил ли координатура, что налицо провокация со стороны господина Тодина? Постановщик спровоцирован, его действия поощряются со стороны…
– Выбирайте выражения, – резко перебил бородач. Посидел в тишине, пожевал губами, добавил тоном ниже: – Прошу прощения.
Женщина желчно усмехнулась.
Смуглый осторожно раскладывал перед собой на столе мельчайшие детали разобранной авторучки.
– Охраняющая обожает кидаться обвинениями, – горько сказал бледный молодой человек за его спиной. – Доказательствами, как правило, брезгуя…
– Познающая струсила, – бросил угрюмый, сидящий по правую руку от женщины. Бородач метнул на него тяжелый, как камень, взгляд.
– Теперь, когда этот… Постановщик создал невозможную для работы ситуацию, – женщина пожала плечем. – Когда на официальном проекте можно ставить крест… А Познающая тем временем сохраняет полный контроль над объектом… Невольно спрашиваешь себя: а не ведет ли господин Тодин двойную игру? Не уловка ли это, чтобы продолжать эксперимент БЕСКОНТРОЛЬНО?
Следующие несколько минут потонули в возмущенном шуме.
Лицо смуглого оставалось бесстрастным.
Но из резервуара с остатком чернил расползлось по скатерти обширное темное пятно.
* * *
Звонок телефона заставил ее поморщиться; она ждала услышать профессионально мягкий голос доктора Бариса, и потому вздрогнула, когда трубка сказала низким, как органный бас, голосом:
– Малыш, переезжаем.
– Куда? – она плотнее сжала трубку. Тритан никогда не звонил ей в палату. – Я ждала, что ты утром…
– У меня совсем нет времени, малыш… Сейчас за тобой придут люди. Отвезут тебя… туда, где тебя никто не тронет.
– Они что, все-таки решили засунуть меня в изолятор?!
Трубка зашипела – на том конце с силой втянули воздух:
– Это… компромиссный вариант. Ни о чем не беспокойся. Все будет совершенно в порядке…
Павла села на кровать. Усталость. Даже клонит в сон.
– Приезжай за мной сам.
– Малыш, не волнуйся. Я приеду. Потом.
Формальности заняли минут сорок.
Павла, теперь уже в привычной одежде – собственных джинсах и собственном свитере – сидела в вестибюле, знакомом до мелочей; неприятной неожиданностью оказалось то, что среди всех вещей, что были на ней в момент поступления в больницу, теперь недоставало белого серебряного браслета, подарка Тритана. Павла точно помнила, что как раз в тот вечер браслет на ее запястье был – но персонал недоуменно пожимал плечами. Соскользнул? Потерялся? Может быть…
Почему-то потеря браслета показалась ей плохой приметой. И явилось, и все смелее завладело ее ощущениями одно-единственное чувство: опасно.
Теперь опасно. Сейчас опасно.
Почему Тритан не приехал за ней сам?!
Повесив голову, она сидела на краешке цветочной кадки и терпеливо ждала, пока оформится акт сдачи-приемки; доктор Барис подошел, чтобы ободряюще похлопать ее по плечу. Пожал руку, многозначительно кивнул:
