Клара Андреевна помолчала и еще раз уточнила:
— Ты действительно уверена в том, что говоришь?
— Абсолютно, — на лице парикмахерши не дрогнул ни один мускул.
Прасковья Щукина знала, что делала, она хотела уничтожить Александра Гулько, человека, который отверг ее любовь и предпочел ей незатейливую молоденькую ученицу. Любовь, снизошедшая как внезапный обвал, сжигала ее изнутри, она набирала силу, заглушала разум, сочилась ядом, ненавистью, убивая все вокруг. Ей казалось, что она мчится к обрыву со скоростью света, и еще немного, еще чуть-чуть, и она сорвется вниз, в никуда. Больнее ей уже не будет.
— Хорошо, давай ключ и говори адрес. Наверное, ты права, позориться самому — это одна история, а позорить семью — это уже другая.
— Ключ будет лежать под ковриком. Вы просто возьмете его.
— А откуда у тебя этот ключ? Кто его туда положил?
— Случайное совпадение, вы не поверите. Да и не надо вам этого знать, Кларочка Андреевна! Женщины помогают друг другу просто так и хотят, чтобы их имена не назывались.
— Хорошо, но, Паша, только у меня громадная просьба: пусть этот разговор останется между нами.
Паша понимала, что ее месть мужчине выглядит глупой, непорядочной, но была она такой сладкой! Паша совсем не думала о том, что все, что мы делаем, к нам же и возвращается.
Она представляла, какое потрясение, какой шок, какое унижение испытает Гулько. О других женщинах — Кларе и Рае — Прасковья думать не хотела. Главное он, Александр Гулько, будет наказан. Теперь, слушая Райку, она чувствовала, что теряет самообладание, а в душе мучительно разливается сладкая и липкая патока, которая заполняет черной краской все уголки души. От этого ей становилось радостно и легко.
— Я успела убежать! — выдохнула Рая.
— То есть в руки жены ты не попала?! — рассмеялась Паша. — А зря! Надо было тебе начистить рожу, синяков понаставить, чтобы неповадно было к чужим мужикам в постель прыгать. Я тебя ведь предупреждала!
— Предупреждала, но я не думала, что так получится.
— И он, наверное, тебя не защитил, не объяснился с женой, не сказал, что разводится с ней?
— Нет. Он тоже испугался.
— В общем, сбежала ты.
— Да, она, жена его, вообще в мою сторону не смотрела. Она смотрела только на него. Я не помню, как я оделась и выскочила. Паш, что теперь делать-то? Жена ему такую головомойку устроит, что он ко мне на пушечный выстрел не подойдет.
— Может, и к лучшему? А то так бы и кормил тебя обещаниями, а сам на юга с семьей ездил бы. Ты хотела определенности? Вот, наконец, определенность есть.
— Он не женится на мне. Я больше ничего не хочу.
«Я тоже», — подумала про себя Прасковья.
В дверь постучали.
— Девчонки, открывайте! Паша, там к тебе пришли!
— Если это его жена, то меня тут нет и не было. Не сдавай меня!
— Да сиди уж, кому ты нужна!
Паша повернула ключ.
— Кто там пришел? У меня запись клиентов на сегодня закончилась.
У стойки администратора стояла молодая девушка, и Прасковье Петровне показалось, что она где-то ее уже видела.
— Вы ко мне?
— Да, я Таня, я помощницей работаю у Гулько, у Клары Андреевны!
— Ну конечно, Таня, я вас вспомнила! Мы встречались.
— Прасковья Петровна, случилась беда, — она понизила голос и заговорила почти шепотом. — Клару Андреевну арестовали!
— Что случилось?
— Я толком не знаю, но мне сказали, что она убила своего мужа. Такого просто не может быть!
— Убила? Вы не бредите?
— Мне следователь звонил, а потом трубку Кларе Андреевне передал. Так вот, это мне следователь и сказал, что она задержана на месте преступления и обвиняется в убийстве мужа.
— А Клара что?
— А она просила, чтобы вы Сашеньку забрали пока, на время. У нее ведь родных никого нет, а у меня семья, дети, я только до осени согласилась у них работать. Временно.
— Для меня это неожиданная просьба, я даже не знаю, что сказать.
— Я вам Сашеньку сейчас с вещами привезу? Хорошо?
Паша вспомнила девочку-старушку с большими венами на голове и ее затошнило.
Глава 39
Искренность в небольших дозах опасна; в больших — смертоносна.
О. Уайльд
Наши дни
В отделении следственного комитета Антонина Котенкова успокоилась совсем. Единственное, от чего ее передергивало, так это от присутствия рядом Геннадия Крючкова. С бывшим любовником ей предстояла очная ставка, но сначала следователь беседовал с ней. Адвокат Антонины Александр Иванович Родионов, тоже мужчина из ее «бывшего любовного состава», приехал быстро и только спросил:
— Тебя с поличным задержали?
Антонина объяснила, как все складывалось, умолчав только, кому и как она отдала деньги, да и вообще что эти деньги были. Тоня теперь не доверяет бывшим любовникам. Родионов сориентировался мгновенно.
— Тогда мы ничего не признаем, ты все отрицаешь.
— Крючков будет давать показания против меня, там возможны обвинения в финансовых махинациях.
— А какая муха его укусила?
— Откуда же я знаю, какие мухи кусают вас, мужчин!
— Давай тогда «первый тайм» отстоим, тебя выпустят под подписку о невыезде, а там дальше все обсудим. Ну, Гена, ну, дает!
«Все вы предатели», — подумала она.
Неожиданно вспомнился Никита Щукин, нагло-решительный, ласково обнимающий, таким она его знала и таким любила. Последний долг и ему, и его матери она отдала — похоронила Прасковью Петровну и венок положила «От любимого сына». Больше никому и ничего она не должна, только сама себе.
Интересно, ее муж разведется с ней сразу? Перед сыном будет неловко, но он мальчик большой, переживет. Крючков сидел за столом напротив нее и старался не смотреть на Антонину. Она вдруг вспомнила, как он звал ее замуж, и ей стало смешно. Да уж, отношения с Геной — это не безобидный ожог крапивой. Зачем она легла с ним в постель? Где ее ошибка? Она не погрузилась в его внутренний мир, не выяснила его жизненные ценности. Зачем? Да и не нужно ей все это, она не охотница на мужчин, и наплевать ей на Генины ценности. Его главная ценность — умение зарабатывать деньги, обирая стариков. В этом их интересы сошлись, а все остальное, любовно-постельное, лишь приложение к производственной деятельности, хотя справедливости ради она честно скажет себе — ей было хорошо с ним. Слез раскаяния у нее нет, а если нет раскаяния, то и преступления не было. А ее кто-нибудь по жизни пожалел? Может, нынче упокоившаяся бабка Щукина или ее сын Никита, который растоптал ее душу, переступил и уехал далеко за границу за счастьем. Тоне не нашлось места в его жизни. Как она тогда не сошла с ума, не наложила на себя руки? Она тоже никого не жалела, у нее были хорошие учителя. И потом, государство бесплатно приставляет медсестер к немощным старикам, определяет их бесплатно в дом престарелых доживать свой век. У старых и немощных один конец, но о стариках государство подумало, а вот о тех, кто выносит судна из-под них, нет. Зачем государству деньги от продажи стариковских квартир? Они исчезнут бесследно, как в черной дыре, в пространстве и времени, а вот тем, кто поддерживает стариков, могут помочь.
