Прасковья так растерялась, что не могла сказать ни слова. Девочка-старушка смотрела на нее пронзительно-грустным взглядом. Словно в каком-то тумане, Паша услышала слова Клары Андреевны:
— У дочери редкая болезнь — прогерия, преждевременное старение.
Глава 5
Немой караул закричал, безногий на пожар побежал.
Поговорка
Наши дни
Так сложилось, что журналист Юлия Сорнева была далека от темы домов престарелых: социальные темы не были ее коньком. Материалы, которые она писала, были о людях ярких, интересных, так сказать, героях своего времени. Встречались среди ее статей и запутанные детективные истории, центром которых оказывались люди, о которых она рассказывала. Каждый раз Юлька находила выход из замысловатых ситуаций, а герои ее материалов, в эти хитросплетения попадая, иногда оказывались то Персеями, то Святогорами, а то и Соловьями-разбойниками. Старух и стариков среди них не было. И дело совсем не в том, что журналист Сорнева не почитала преклонный возраст, а в том, что она боялась себе признаться — старость ее страшила. Ведь в молодости кажется, что это состояние вечно, впереди еще много времени, которое исчисляется не годами — десятилетиями. Старость была каким-то абстрактным, мифологическим будущим — тревожным, смутным, зловещим, ускользающим. У старости не было привлекательного облика с маленьким домиком за городом, путешествиями, утренним чаем на веранде, она ассоциировалась со стонами умирающей бабушки, запахом лекарств и беспомощностью окружающих. Юльке казалось, что старость наступает внезапно, точно так же, как зима — раз, и пришла. О ней все знают заранее, но подготовиться почему-то не успевают. Во все эти сказки про то, что «осень жизни, как и осень года, надо не скорбя благословить…» она не верила, но редакционное задание — дело святое, и отступать было некуда.
— Что имеем на сегодня?! — Она была в редакционном кабинете одна и могла себе позволить размышления вслух. — Акт о пожаре — это раз. — И в этом «раз» указано, когда был зафиксирован пожар, когда пожарная бригада вызвана и прибыла на место и даже какие средства пожаротушения использовались. Что же касается причины пожара, то она уложилась в штампованную фразу: «Причина пожара устанавливается».
«Ну вот!» — Юля не на шутку расстроилась.
Самого важного в акте не было. Далее отмечалось количество жертв при пожаре, и была отметка, что дело передано следователю при районном Отделе внутренних дел.
Ни слова о том, что кого-то убили, не было. Может, у главреда информация неверная? Нет, такого быть не может! Заурский никогда не доверял «туманным» источникам, а знал все наверняка. Сорнева начнет с того, что встретится со следователем, чтобы получить ответ на вопрос: какова причина пожара? Кто виноват в происшествии? Она по прошлым историям знала, что задача следствия — не установка причины пожара, а наличие умысла в его возникновении. То есть им важно кто, а не как. Дела по поджогам имеют малый процент раскрываемости, и дела эти следователи не любят, стараются быстрей закрыть, порой с формулировкой «за отсутствием подозреваемого лица». Вот такие перспективы.
— Ты еще здесь? — в кабинет заглянула корректор Надя Метеля.
— Что значит — еще? — удивилась Юлька. — Я никуда не собиралась. Сижу, обдумываю, как к дому престарелых подобраться. Пока не придумала.
— Да, сложная это работа — из болота тащить бегемота. Там бегемот — ого-го, директриса, на козе не подъедешь.
— А ты откуда знаешь? — удивилась Юля.
— Знаю. Земля слухами полнится, — уклончиво ответила Надя.
— А у меня даже слухов нет. Просто задание главреда, обязательное к исполнению.
— Статью когда сдашь? В этот номер?
— Нет, не в этот точно. К следующему постараюсь.
Утром Юлька все-таки приняла решение ехать на интервью прежде к директрисе, а не к следователю. Следователи с журналистами общаются неохотно, информацией не делятся. Не может ведь журналист Сорнева взять и выдать свой источник и ляпнуть вот так запросто: мне наш главред Заурский шепнул, что бабушка умерла не своей смертью.
Нет, в такие игры она не играет и поэтому разведку проведет с другого конца. А вообще она правильно определила свою задачу — разведка, только информационная, где из обрывков фраз, домыслов, намеков, окончаний и вздохов надо собрать важную и ценную информацию, соответствующую реалиям. Это была ее журналистская работа, и работу свою Юлия любила.
Директор дома престарелых Антонина Михайловна Котенкова не выразила восторга от предложения дать интервью.
— У нас горе, понимаете! — с придыханием говорила она по телефону. — Пожар унес десятки жизней, комиссия работает, а вы со своим интервью. Как не стыдно!
На такое «слабо» Сорневу было не взять. Как не понимают эти чиновнички, начальнички, что нет такого понятия у журналиста — «стыдно, неловко». Журналист — проповедник, звонарь, плакальщик и судья. Его первая обязанность — говорить правду и проверять факты. Правду в этом случае придется вытаскивать клещами.
— Мне не стыдно! — отчеканила Юля. — Это вам должно быть стыдно отнекиваться от встречи. Такая трагедия, такое горе (Юлька точь-в-точь повторила интонацию директрисы), горожане переживают, сочувствуют, хотят узнать, как вы там. Может, какая помощь нужна?
В общем, через полчаса журналист Сорнева сидела в кабинете директора Антонины Котенковой и задавала свои вопросы. Юля сразу поняла, что Котенкову она раздражает и была бы ее, котенковская, воля, с удовольствием выставила бы журналистку за дверь. Антонине Михайловне совсем не нравились задаваемые вопросы, и она пыталась перехватить инициативу.
— Это просто несчастный случай. Короткое замыкание. Проводка старая, вот и закоротило.
— А что, есть заключение экспертов? — невинно поинтересовалась Юля.
— Будет, — отрезала Котенкова. — У нас, между прочим, проблем своих хватает. Санитарки увольняются, мыть в палатах некому. Где людей брать? — перевела разговор на другую тему Антонина.
— Ну, наверное, директор должен кадрами заниматься.
— Директор всем все должен, только ему никто. Вот взять пожарных. Воды у них не хватило, где это видано?!
— Да и к зданию они подъехать нормально не могли — там у вас не развернуться. Машины из соседних жилых домов стоят.
— У нас не предполагалось широкой подъездной дороги, и я же не могу людям запретить ночью машины ставить.
— А надо запретить! У вас что, городская стоянка? Вот наличие машин и затруднило работу пожарных.
— Пожар произошел ночью, — уже успокоившись, говорила Котенкова. — Люди в возрасте, они сразу не поняли, в чем дело, началась паника. Десять человек погибли. Очень жаль всех. Мы сейчас похоронами занимаемся. Медсестру, которая дежурила ночью в отделении, надо бы уволить, чтобы все вздохнули, что виновного нашли. Только где я медсестер возьму? Старики ведь очень капризные, по ночам у них бессонница, они любую медсестру задергают. А Нина Александровна — женщина душевная, безотказная, ее наши обитатели любят. Да, она дежурила во время пожара, но это только совпадение. В эту ночь могла работать любая медсестра. Кстати, очереди на работу сюда нет. А про версии следствия мне ничего не известно, со мной только беседовали. Про короткое замыкание — это мои умозаключения, предположения, а может, дело в окурке. Там разберутся. У меня в ближайшее время похороны и ремонт.
