На счет «семнадцать» Штопочка выкатила на ладонь охваченную алым сиянием раковину. Синее сияние почти уже погасло, зато алое так усилилось, что больно было смотреть.
– Снесла курочка яичко! Яичко упало и разбилось! – сказала Штопочка. – Шестнадцать… Пятнадцать!.. Чего ты ждешь?! Не видишь, что с закладкой творится?!
Родион оценил состояние закладки, все сразу понял и, крича и размахивая шнеппером, устремился к инкубаторам. Хотя Штопочка и давала ему только двадцать секунд, она медлила бросать закладку даже и тогда, когда они истекли.
Закладка пульсировала. Трещина на раковине становилась шире. Свет был острый, яркий, при котором все ложное отпадает, а вещи предстают такими, какие они на самом деле. Свет, растворяющий всякую ложь и самообман. Такой свет бывает в момент нырка, когда, охваченный крыльями пега, ты достигаешь сверхплотности и этот мир уже не в силах тебя удержать.
Паутинка, коснувшаяся ноги Штопочки, отдернулась, точно обжегшись. Прежде Штопочка не знала, что паутинка может отдернуться. Значит, они живые, вроде щупалец или стрекательных нитей у медуз. Вдохновленная легкой победой, Штопочка счастливо засмеялась.
– Сосны, дедушка, Родион… Ах вы гады! В душу мне залезли! Сдохните, твари! – прошептала она с тихой, устрашившей ее своим спокойствием ненавистью.
Штопочка опустилась на колени, до половины просунулась в щель и сделала снизу вверх длинное плавное движение рукой. Аммонит отделился от ее ладони, взмыл и ударился о потолок. Штопочка без страха смотрела и ожидала взрыва с тем ощущением, с которым ждут чего-то радостного, долгожданного. Но ничего не происходило. Аммонит отскочил от потолка и, свалившись на пол пещеры, раскололся. Алое сияние разрасталось как огромный мыльный пузырь. Свитые веревки сияний раскрутились. Внутри пузыря плескали синеватые молнии. Все это происходило точно в растянутом времени. Сияние заполнило пещеру.
Опомнившись, Штопочка вскочила и, спотыкаясь, кинулась туда, откуда звал ее голос Родиона и доносились жалобные, похожие на кудахтанье несущихся кур вскрики инкубаторов. Алый трепещущий свет, прорываясь из-за камня, заливал уже все вокруг. Даже когда Штопочка забежала по ступенькам в нижний тоннель, свет этот остался, хотя стал тусклее. Здесь Штопочке уже захотелось жить. Она поверила, что шанс есть. Каждым прыжком она отвоевывала у смерти метр за метром.
– Аааа!
Штопочка уже видела спину Родиона, без церемоний тащившего девушку-инкубатора, как вдруг сухая яростная сила, нагнав, толкнула ее в спину. И только потом она услышала сухой хлопок взрыва…
Очнувшись, Штопочка увидела склонившегося над ней Родиона. Откуда-то доносились голоса, равномерно шаркали бесконечно проходящие ноги и голос, казавшийся голосом ангела, монотонно повторял: «Стойте справа, проходите слева!»
Потом Штопочка осознала, что втиснута в нишу между двумя автоматами: кофейным и еще одним – громоздким, продающим японские напитки. Одним из этих напитков – спасибо, что не горячим кофе, а какой-то избыточно шипящей водой – Родион честно поливал сейчас ее лоб и щеки. Временами над плечом у Родиона возникало недовольное лицо Юли. И еще где-то рядом угадывался Макар.
– А я че? Не человек?! Волноваться за нее не могу?! – то и дело вскрикивал он.
– Ты ей на руку наступил! – зашипела на него Юля.
– Это не рука! Ой! Сами виноваты! Чего мне подойти не дают?!
Штопочку наполняло ощущение счастья. Все люди казались славными, умными, прекрасными.
«Какие все хорошие! – думала она, слабо улыбаясь в пространство. – Замечательные все!»
Она сама себя не узнавала. Ей хотелось целовать грязные щеки Родиона и гладить его по рукам. Но долго в любви к миру Штопочка не продержалась. Не прошло и двух минут, а она уже сидела между аппаратами, опираясь спиной о холодную стену. Голова трещала, а Родиона хотелось двинуть локтем в участливую переносицу.
– До старости не забуду, как мы из Подземья выбирались. Ты у меня на плече болтаешься, рядом инкубаторы воют. Карту потеряли!.. Хорошо еще, один инкубатор помнил дорогу, хотя был уверен, что мы идем в гости к его маме, – сказал Родион.
– Мама! – радостно воскликнул кто-то из стоящих рядом людей и, хлопнув себя по лбу, быстро побежал куда-то. Юля метнулась догонять.
– Ты меня какой водой поливал? – спросила Штопочка, ощутив, что вода, которую Родион лил ей на лицо, имеет сладкий привкус. Родион посмотрел на покрытую иероглифами этикетку:
– Не знаю.
– Ничего. В следующий раз, когда на тебя нужно будет воду лить, я специально куплю кофе «три в одном» и вылью тебе его за шиворот!..
Родион кивнул. Взгляд его был легок и весел.
– Договорились! – сказал он.
Глава тринадцатая
Лучший в мире Арно
Зло – понятие размытое, в чистом виде чаще всего отсутствующее. Во всяком случае, в человеческом мире. Чаще в принципе добрые люди совершают в принципе верные, нравственно и логически обоснованные поступки, постфактум оборачивающиеся жутким и тупиковым злом, которое они собирают вместе, как тысячи слабых рабов воздвигают могучую, в небо уходящую пирамиду. Зло – это скорее сумма многих мелких трусостей, уклончивости, самообмана и жажды комфорта, чем что-то действительно роковое и демоническое.
Из дневника невернувшегося шныра
Великолепный Арно. Прекрасный Арно. Лучший в мире Арно. Это все о нем. Чей костюм сшит итальянским портным Черуччи, который отказал однажды самой английской королеве? Чьей открытой спортивной машине завидуют Кеша и Паша Тилли? Они и сами не пешком ходят, но в России такая машина, как у Арно, одна, а всего в мире их четыре. А голубая, мрамором отделанная вилла с изящными тонкими колоннами? Коттедж – это для скучных, заевшихся боссов вроде папаши Тилля. Им бы только забор повыше и личный лифт. Пошло это, господа! Пошло и скучно! Вилла Арно вообще не имеет забора. Расположенная на крошечном островке, она выступает прямо из вод озера, и ведет к ней легкий, под водой спрятанный мост, возникающий, когда этого пожелает хозяин.
Увы, Арно редко приходится там бывать. Обстоятельства требуют постоянно находиться рядом с Гаем. А что делать? Не от Гая ли псиос, который тот дает порой без счета, особенно в минуты, когда, наказанный своим эльбеусом за какой-нибудь промах, лежит полумертвый и слабый, а Арно единственный, кто накроет его пледом или отпоит горячим чаем? В эти минуты Арно Гаю как мать, и никто в трех фортах этого не знает. А если бы узнали – еще до вечера Арно отправился бы на корм гиелам. Гай не любит выглядеть слабым.
А вообще странно, что Гай, столько имея, живет так скромно. В его комнатке-кабинете Арно постыдился бы поселить даже строительных рабочих. А ведь в этой комнатке вершатся судьбы трех фортов!
Сейчас Арно стоял перед дверью комнатки и протягивал руку, собираясь постучать. В последний момент предпочел еще минутку подумать. Арно боялся ошибиться и вызвать гнев своего непредсказуемого шефа. Порой Гай открывал даже после царапанья ногтем, а в другой раз приходилось долго барабанить, чтобы он услышал. Вот и сейчас Арно вначале поскреб дверь, немного выждал и, не услышав ответа, хотел постучать сильнее, но тут дверь распахнулась и на пороге возник Гай, обрюзгший и мятый.
