И этот ломкий крик Родиона стал для Рины понятным и окончательным ответом. Она уткнулась лбом в стену. Зарыдала. Время смазалось. Когда она оторвалась от стены, то обнаружила, что на траве добавилось еще два ряда арбалетов.
Рина отвела ослика в пегасню. Здесь же, в пегасне, она бросила и продуктовые припасы. Суповне было явно не до них. Суповна помогала Кавалерии седлать пегов. Тяжелые седла из амуничника она притаскивала сразу по нескольку штук. Сокол на ее нерпи слабо вспыхивал.
Рина обнаружила, что седлаются все пеги, даже такие редко используемые, как Лана, Дельта и Миних. Лана, грустная, с белой бородой из нескольких длинных волосин, растерянно оглядывалась на тяжелое драгунское седло, которое только что взгромоздила на нее Суповна. У драгунского седла не было левого стремени.
– Призвали на фронт старушку! – сказала Суповна и ободряюще хлопнула Лану по крупу. При этом она забыла про сокол и едва не сшибла Лану с ног.
Кавалерию Рина пока не видела. Та лишь угадывалась в соседнем проходе. Хлопала дверями денников, что-то сердито говорила хитрящему Миниху. Притворяясь болящим, Миних хромал на все четыре ноги, наивно забыв, что, чтобы тебе поверили, хромать нужно на какую-то одну ногу.
Рина жадно слушала голос Кавалерии и через голос пыталась заглянуть ей в душу. Как она восприняла то, что случилось с Меркурием, как пережила это. Однако голос Кавалерии был отрывист и неопределим. Просто короткие команды коню. Почему-то Рина боялась сейчас подойти к Кавалерии – боялась увидеть ее лицо, глаза.
Тут же в пегасне были и Макар с Даней. Они выводили уже оседланных пегов наружу, к коновязи. Седел не хватало. Оттого и использовались такие древности, как драгунское седло, помнившее еще большой смотр войск московского гарнизона 1830 года. Вскоре подошли к концу и потники.
Ставя в денник ослика, Рина услышала, как Суповна крикнула Кавалерии, что закончились потники.
– Еще несколько штук есть, – отозвалась Кавалерия.
Она была уже где-то рядом, отделенная от Рины лишь стенкой. Рина с повышенной деловитостью стаскивала с ослика попону. Если бы Кавалерия заглянула, она увидела бы спину очень напряженно трудящейся шнырки. Но Кавалерия не заглянула и прошла мимо.
Рина стояла в деннике с попоной руках и слушала доносившиеся с улицы голоса. Медлительный голос Лены. Бормотание Лары, похожее на равномерно выкатывающиеся из стручка горошины. Изредка в их разговор вклинивалась Фреда – и тогда Лена с Ларой пугливо замолкали. Голос Фреды походил на звук электрической пилы в тот миг, когда, врезаясь в дерево, он встречает там забытый, скрытый в толще гвоздь.
Не ведая, что из пегасни их слышно, Лена, Фреда и Лара говорили об Уле, который сразу умчался в Копытово, и о Витяре, который исчез еще раньше. Фреда, как обычно, знала все. Из ее ответов Рина узнала, что Афанасий видел у станции змея из взорванного хранилища, которого ведьмари называют рогриком. Недавно Ул выходил на связь. Говорит, рогрик ранен. Из него течет какая-то слизь и выкатываются отдельные проглоченные им эльбы. Рогрика прикрывают берсерки из лесного отряда. Даже раненый, рогрик непрерывно что-то ищет, но бестолково, точно вслепую. В одно место ткнется, в другом землю проплавит – и дальше ползет.
В пегасне тем временем закончились потники. Оставшиеся были заперты в неиспользуемом деннике, где Меркурий хранил свои личные запасы. Меркурий не любил зависеть от комбинаций Кузепыча. Прижимистый завхоз вполне мог вместо хорошего вальтрапа из детского одеяла выдать непонятного состава тряпочку, которая в нырке начала бы истекать химическими соплями.
За потниками отправили Макара. Тот остановился у денника и пальцем неуверенно стал покачивать висящий замочек. Тот был с длинной дужкой, хрупкий, почти декоративный. Все же запирали от своих. Макар много раз лазил в кладовку к Кузепычу, но на этот хрупкий, почти беззащитный замочек не посягал никогда, потому что это был замок Меркурия. Вот и сейчас он застыл в нерешительности, не в силах нарушить табу.
– Ну! – нетерпеливо крикнула Суповна.
– Закрыто! – жалобно отозвался Макар. – А ключ только у…
Суповна подошла, посмотрела и, сердито выдохнув через нос, двумя пальцами сдернула замочек.
– Открыто! Давай потники! – сказала она и толчком сдвинула с места западающую дверь.
Макар застыл на пороге, медля входить в денник. Чудилось ему, что едва он сделает шаг, как рядом возникнет Меркурий, вопросительно поглядывая на валяющийся у его ног замок. У Макара даже ухо заныло, словно его уже схватили за мочку стальные пальцы. И главное… главное, что Макару очень хотелось, чтобы так было.
Но Меркурий не появлялся. Вот его старая телогрейка, вот сено, на котором он спал, когда ночевал в пегасне. Вот несколько истрепанных книг по коневодству и пухлая, с множеством подклеенных бумажек, рецептов и вырезок, толстая тетрадь. В эту тетрадь, водрузив на нос железные очки, Меркурий тщательно записывал болезни пегов, прививки, лекарства, когда кого подковали, когда какая лошадь появилась в ШНыре. Это была самая полная летопись по пегам за последние четверть века.
В углу Макар увидел полупустой мешок с овсом, на котором прыгали воробьи. Увидев Макара, они все разом взлетели. Лишь один наглый воробей остался и, неумело прячась за скатанной горловиной мешка, выглядывал оттуда.
– Так вот почему в пегасне всегда были воробьи! Меркурий все время ругался, что мы овес не закрываем. А сам их кормил, – сказал Макар просевшим голосом и стал выносить потники.
Рина наконец решила выйти из денника. К ней подошел Даня, ведя в поводу Афродиту.
– Давно знают? – спросила Рина шепотом.
Даня скосил глаза на Кавалерию, кивнул:
– Вернулся Афанасий. Все рассказал. Это было прямо в столовой, после обеда. Почти никто еще не ушел… Меркурий попрощался, нарисовал круг и крест. Близко Афанасий его не видел, только издали. Сейчас Афанасий поехал отвозить в Москву Гулю.
Больше Рина ни о чем не спрашивала. Если Меркурий нарисовал круг и крест, то это точно навсегда.
– И как Кавалерия все восприняла?
– Очень побледнела, пошатнулась и села на пол. Извинилась, что у нее закружилась голова.
Рина представила себе Кавалерию – как она, тонкая словно девочка, с узкой спиной, сидит на полу в столовой и прячет голову в колени.
– И теперь ШНыр готовится к бою. С арбалетами на змея? – грустно спросила Рина.
– Может, и не только с арбалетами. Мне вот Макс алебарду дал. Здоровенная такая – говорит, во всем ШНыре она только мне по росту, – серьезно отозвался Даня.
Рина попыталась представить себе Даню с алебардой, и ей стало тревожно – но не за Даню, а за алебарду. Даня, как и Фреда, ухитрялся ломать даже то, чего сломать нельзя в принципе. Например, плоскогубцы или напильник, которым пегам стачивали ороговевшую часть копыт.
– Ты не боишься?
