Та мотнула головой. Кавалерия вернулась в пегасню и появилась с тяжелым арбалетом. У арбалета, по счастью, оказался ремень, и Рина перекинула его за спину. Подсадившая ее Суповна проследила, чтобы арбалет не пересекал траектории крыла, когда оно будет опускаться и подниматься.
– А побольше нельзя было арбалет найти? Там осадный еще где-то был! – ехидно произнесла в пространство Суповна.
И опять Кавалерия упорно притворилась глухой. Рину такое ее терпение начинало уже настораживать. Как-то не похоже это было на Кавалерию.
– А куда мы летим? – спросила Рина.
Кавалерия тоже уже была в седле и разбирала поводья. Ядвига уныло косила глазом в сторону пегасни. Темная сырая ночь ей не нравилась. Она пугалась шорохов, прислушивалась к далекому вою собак.
– К Долбушину. На встречу. Он почему-то хочет, чтобы и ты тоже присутствовала. Меня это удивило, но я не стала спорить.
Рина обрадовалась, что в полутьме не видно ее лица:
– А-а-а… э-э-э…
– Что-то не так? Ты не хочешь лететь? – спросила Кавалерия быстро.
– Да нет, полечу, конечно. А вы верите Долбушину?
Кавалерия задумалась:
– Сложно сказать. Я, например, не очень верю министру финансов. Просто потому, что всегда сижу без денег… Но почти уверена, что мой телефон со столика в кафе он бы не стащил. Так и с Долбушиным. Я ему не верю, но не думаю, что он собирается меня убивать.
В этом Рина была уверена и сама:
– А зачем тогда мне брать арбалет?
– До Долбушина надо еще добраться. Давай прогреем пегов – и в путь. Времени у нас в обрез, а Долбушин, думаю, будет пунктуален.
Границы ШНыра они покидали на приличной высоте. У Рины щеки щипало от мороза и ветра. Ватник улучшенный, межсезонный оказался весьма кстати, хотя в шею все равно поддувало. Шарфа и перчаток у нее с собой не было, и одеревенелые пальцы едва сжимали поводья.
Кавалерия махнула ей рукой и полетела первой. Временами Рина едва различала ее в темноте и несколько раз боялась, что совсем потеряла. Рина мерзла. Ей было холодно, неуютно, хотелось спать, и даже судьба мира ее сейчас почти не волновала. Все-таки до чего человек зависим от освещения, холода, ветра, собственного кровяного давления и прочих подобных вещей. Даже обидно. Словно и не бессмертное ты существо, вечно ищущее, вечно к чему-то стремящееся, а какая-то черепаха. Врубили тебе свет поярче, включили обогреватель – ты ползаешь. Выключили – ты замираешь и просто лежишь. Ждешь света и тепла.
«Зачем отец… Долбушин то есть… захотел, чтобы и я тоже была? Вдруг он расскажет все Кавалерии?» – думала Рина, и настроение у нее становилось все хуже и хуже.
Тут Кавалерии в очередной раз стало не различить, и Рина с удовольствием подумала, что это хороший случай, чтобы потеряться. А что? Летела-летела, искала-искала. Кричать бесполезно, а… У Рины вспыхнул кентавр на нерпи.
– Куда ты делась! Где твои глаза?!
– А вы где?
– Прямо под тобой! Мы уже снижаемся! – услышала она нетерпеливый голос Кавалерии.
И Рина поняла, что, толком не потерявшись, она уже нашлась. Внизу Рина разглядела густой еловый лес, посреди которого маленьким крестом горели пять близко расположенных костров. Кавалерия не стала садиться прямо у них, а опустила Ядвигу на луг примерно в полукилометре. Рядом петляла хорошо видная песчаная дорога. По этой дороге Рина с Кавалерией и поехали шагом. Пеги, ставшие в полете серебряными, с обледеневшими волосинками на мордах, делавшими их похожими на усатых французских гренадеров, мало-помалу размораживались и превращались просто в двух банальных крылатых кобылок.
Когда до костров оставалось не больше сотни метров, Кавалерия натянула повод и, свернув с дороги, поехала через кустарник, держа руку в сумке. Сама Рина держалась за Кавалерией. Теща Макара топала через лес как целое стадо слонов. Чесалась о деревья, вздыхала и всеми силами подтверждала теорию, что лошади животные не хищные и подкрадываться не умеют.
Неожиданно из-за ближайших деревьев возникла фигура и схватила Ядвигу за повод. Кавалерия вскинула шнеппер, целясь через пакет:
– Назад!
– Спокойно! Свои! – произнес знакомый голос.
Долбушин протягивал руку, чтобы помочь Кавалерии слезть с седла.
– Свои все остались в ШНыре, – недовольно сказала Кавалерия и спрыгнула с седла с другой стороны, где не было руки Долбушина.
Глава форта взглянул на свою пустую руку, к помощи которой так и не прибегли:
– Рад, что вы поверили мне и пришли.
– Двойная ложь. Во-первых, я пока никому не поверила, а во-вторых, я не приходила. Перемещение по небу называется полетом.
Рина подъехала и остановила свою кобылу рядом с Ядвигой.
– Вот Рина! Зачем вы хотели, чтобы она прилетела со мной?
– Мы и прежде встречались. Подумал, что она не помешает, – ответил Долбушин спокойно.
Он покосился на телогрейку Рины, чуть поклонился – не то Рине, не то телогрейке, – приподнял брови, но от комментариев воздержался, лишь потрепал Афродиту по холке. Рина с удивлением обнаружила, что диковатая Афродита разрешила чужаку прикоснуться к себе, только слегка раздула ноздри. В общении с лошадьми Долбушин был приемлем: не груб, спокоен. Общества своего не навязывал, но не шарахался, не мямлил и нерешительностью своей лошадь не пугал.
– Красивая… – похвалил он, оглядев Афродиту. – Это кто-то по линии Ришелье? И еще Рогнеда угадывается: сухость ног, шея.
Рина не помнила ни Ришелье, ни Рогнеду. Когда она пришла в ШНыр, то этих лошадей в пегасне уже не застала.
– Верно. Ришелье отец. Рогнеда бабка, – подтвердила Кавалерия. – А про эту что скажете?
Глава форта деловито осмотрел Ядвигу, по своей всеядности уже хрустевшую еловой шишкой.
– С этой дамой мы не знакомы. Что-то донского разведения.
– Да, лентяйка редкостная, – признала Кавалерия и, приблизившись к костру, присела, отогревая руки. На рукавах ее телогрейки таял лед.
– Когда-то… уже после ШНыра, когда появилась возможность… у меня была мысль разводить пегов, – медленно и куда-то в сторону сказал Долбушин. – В принципе, достать нескольких пегов несложно. Опыт тоже кое-какой есть…
Рина же смотрела на Долбушина с изумлением. Она никогда не слышала раньше о таком желании отца.
– Да и команду можно было бы собрать. Многие перешедшие к нам шныры учились еще у Меркурия… – продолжал Долбушин.
Кавалерия нахмурилась. Рина не поняла, потому ли это произошло, что Долбушин упомянул Меркурия (интересно, знал ли он о его гибели?), или она представила себе, что у ведьмарей появляются пеги.
– Ну и что же помешало такому благому начинанию? – спросила Кавалерия очень сухо.
