– Горшеня, держись! – крикнула Яра. – Не веди его! Не показывай!
Горшеня упал и несколько мгновений лежал неподвижно, раскинув деревянные руки. Яра видела, как корни на внутренних стенках котла начинают растекаться и бурлить как кипящая смола. Одна из золотых пчел врезалась в смолу. Вскоре, втянутая липкой жижей, пчела совершенно исчезла в ней. Другие пчелы метались рядом, однако увязшей пчелы предусмотрительно не касались.
Яра забралась на крышу улья, чтобы даже случайно не коснуться этой пленки, но тут живот ее опять свело. Точно чьи-то сильные ладони коснулись его снаружи, торопя и ускоряя, и по новому, никогда прежде не испытанному ощущению Яра поняла, что началось.
Горшеня рывком встал и, высоко вскидывая застревающие в глинистом дне ноги, затопал по ручью туда, где он нырял под железнодорожный мост. Было это недалеко от станции, в лесу, сразу за копытовскими огородами.
Глава двадцать пятая
Письмо невидимке
Все, к чему человек стремится на самом деле, – это радость. Только радость и удовольствие – это абсолютно разные вещи.
Из дневника невернувшегося шныра
Из леса они выбирались на двух машинах. В первой в одиночестве ехал Долбушин, во второй – Триш, Ерш и Король Мусора. За рулем сидел Ерш, на заднем сиденье – Триш с куклой и между ними Рина, связанная старым шпагатом так умело, что не могла и пальцем шевельнуть. Король Мусора ехал в багажнике. Было слышно, как он там ворочается и пыхтит.
Рина требовала отпустить ее, психовала, горячилась. Триш и Ерш слушали ее с поощрительным интересом, а вот кукла обхватила голову ручками.
– Ты неважно ругаешься, – сказала она с укором.
– Как хочу, так и ругаюсь!
– Это понятно. Но каждый должен ругаться в своей культурной плоскости. Культурный человек должен ругаться культурно, а бескультурный – бескультурно. Иначе получается забавно.
– Я что, неправильные слова говорю?! – рассердилась Рина.
– Да нет, слова правильные, да только они как-то не звучат. Представь себе розовые гольфики для девочек на трактористе, да еще поверх резиновых сапог! – влез Ерш, у которого все сравнения были исключительно носочного ряда.
Рина лягнула Ерша через спинку переднего сиденья. Ерш недовольно хрюкнул.
– Она мне надоела! Может, спровадим ее в машину к Альберту Федоровичу? – предложил он.
– Думаешь, он просто так один едет? Не хочет слушать воплей, – отозвался Триш.
– Ну тогда заткнем ей рот носком. Не одолжишь свой? – спросил Ерш.
– У тебя что, носков нет? – удивился Триш, знавший, что у Ерша все карманы полны носков.
– У меня с собой только самые любимые. Не хочу, чтобы она их перекусала. Разве что Белого Клыка в ход пустить? Он у меня носок боевой, из шерсти упряжной лайки! Так будешь молчать или нет? А то я что-то подустал от воплей.
Рина пообещала приуменьшить звук. И без того ясно, что Триш, Ерш и Король Мусора ничего не решают. Не они устроили это похищение. Ну, попадись ей теперь Долбушин! Ишь ты, в другую машину от нее спрятался! Боится ее, значит!
Автомобиль с усилием пробирался по грунтовой дороге, нырял в выбоины, утробно урчал, переваливался.
– И куда мы едем? – спросила Рина.
– Вон за теми фарами! За папой твоим! – Ерш кивнул на габаритные огни переднего автомобиля.
– И куда? В город?
Триш с Ершом переглянулись.
– Точных указаний не поступало. Но пока больше похоже, что в Копытово, – предположил Ерш.
– Что, к рогрику? – спросила Рина.
– Да тут дело такое. Если рогрик мир продырявит, то хоть Москва, хоть Копытово, хоть Вашингтон – особой разницы нет! – философски отозвался Триш. – Опять же, может, Альберт Федорович надеется еще на что-то? Вообще-то он странный последнее время…
– Странный? – заинтересовалась Рина. – В чем странный?
– Да я уж не знаю: странный, и все. Раньше у него лицо было как у статуи командора. Офисный такой сухарь. Все по полочкам разложит, план составит, сам себе все докажет. А тут даже мимика какая-то живая появилась. Иной раз посмотришь на него: почти что человек! – ляпнула кукла и опасливо примолкла. Спохватилась: а ну как Рина сболтнет Долбушину, как о нем отзываются?
Дорога петляла, шла то полем, то лесом. Фары выхватывали то высокую траву, то темные, вразнобой росшие деревья, то завалившийся деревянный дом с прогнившей крышей. Внезапно они высветили треугольный знак железнодорожного переезда. Машину два раза тряхнуло, и Рина поняла, что они переехали на ту сторону. Ты-дык-тык-тык… ты-дык-тык-тык… звук и промежуток между ними были какими-то знакомыми. Кажется, они и с Кузепычем здесь часто ездили.
«Копытово?» – подумала Рина, плохо узнавая его в темноте.
Да, это было Копытово, дальняя его часть, та, что выходила за железную дорогу. Местные ее не уважали, рассказывая друг другу сказки про засыпанное болото, на котором она якобы стоит, – зато любили горожане, селившиеся поближе к электричке, чтобы утром поскорее провалиться в объятия любвеобильной толстухи-Москвы.
Лаяли потревоженные машинами собаки. Одна из них сидела на крыше пристройки, вплотную примыкавшей к забору, рычала, скаля белые зубы, и глаза у нее светились в темноте, отражая фары. Долбушин вышел из автомобиля и махнул рукой, подзывая к себе Ерша. Тот поспешно подбежал. Было видно, как они о чем-то совещаются.
– Чего стоим? Приехали? – спросил из багажника Король Мусора.
– Ага.
– А свалка есть какая-нибудь поблизости?
– Нет, нету, – торопливо соврал Триш, хотя Рина видела, что свалка почти повсюду. С вывозом мусора в этой части Копытово все было очень альтернативно. За вывоз мусора платили только дачники, а местные утверждали, что они не мусорят, и выбрасывали все в овраг, изредка, по настроению, зарывая трактором.
– А почему ты сказал, что мусора нет? – шепотом спросила Рина у Триша.
Триш демонстративно отвернулся от нее, но кукла ответила:
– Тшш, умоляю! Ты когда-нибудь ехала в легковушке, когда на коленях у тебя стоит разваливающаяся тумбочка, а под тобой сырое одеяло, пропахшее котиками? И выбросить ничего нельзя, потому что этот маньяк помнит каждую сломанную спичку?
Ерш постучал в стекло машины, подзывая к себе Триша. Тот вылез, пошептался с ним, после чего вернулся к автомобилю и в свою очередь постучал в багажник:
– Ваше величество! Мы уходим с Альбертом Федоровичем! Вы охраняете пленницу!
Король Мусора недовольно завозился в своем гнезде. Короли не занимаются охраной, для этого существуют рядовые стражники.
– Она связана? А веревочка новая или старая?
– Новая, – сказал Ерш поспешно, и опять Рине показалось, что он соврал.
