И, возможно, сейчас Сейхан и Харриет забираются все дальше и дальше в глушь.
Она старалась чаще переходить речки и ручьи, чтобы запутать след, отчетливо понимая, что эта уловка может сбить охотников с толку лишь ненадолго. К тому же каждый переход вброд через ледяную воду отнимал силы и драгоценное тепло.
Ноги онемели и ничего не чувствовали. Сейхан снова углубилась в лес, надеясь найти хоть какое-то укрытие.
Впереди показался холм.
Она начала подниматься на его вершину – без особой цели, просто потому, что конкретная задача «взобраться на холм» позволяла сосредоточиться на чем-то, кроме холода и дрожи.
Может быть, оттуда удастся разглядеть человеческое жилье?
Чтобы взобраться на вершину, ей пришлось спустить с рук Харриет. Кутаясь в одеяло, малышка плелась по глубокому снегу. Пару раз Сейхан останавливалась перевести дух и прижимала ладонь к животу, страстно желая ощутить ободряющий пинок своего ребенка.
Но не ощущала ничего.
И ей становилось все страшнее.
Вот они с Харриет уже почти на вершине. Вокруг – только леса и снег, снег и леса. Никаких признаков жилья. Впрочем, в такую погоду сложно было бы разглядеть и город, будь он в миле от них.
Единственной наградой за трудный подъем стала нависающая скала – какое-никакое укрытие от снега. Сейхан спряталась под ней, втащила за собой Харриет, и они прижались друг к другу.
Сейхан стянула ботинки и мокрые носки, полезла в карман за сухой парой… Пусто! Запасы кончились. Без сил откинулась на холодный камень, затуманенными глазами глядя на свои измученные, обмороженные ноги.
Хотелось как следует вдарить по чему-нибудь кулаком. Или просто разреветься.
Она потянулась к Харриет, чтобы обнять ее.
Малышка заерзала в одеяле, что-то пробормотала.
– Что?
Харриет вывернулась из рук Сейхан, и ее вырвало прямо на снег. Когда она подняла голову, на детском личике читалось душераздирающее выражение вины и стыда.
– Ничего, солнышко! Все хорошо!
Мокрым носком Сейхан вытерла ей лицо, потом укутала своим пальто, чтобы согреть. Она видела, что силы Харриет на исходе. Стресс, истощение, страх, холод – испытания оказались для малышки непосильны, и теперь она быстро впадала в шоковое состояние.
Похоже, для них все кончено.
Словно подтверждая это, от подножия холма донесся крик – крик, в котором Сейхан ясно различила победные нотки.
Охотники нашли их след.
Вот и настали последние минуты. Непослушными, онемевшими пальцами Сейхан расстегнула серебряную цепочку у себя на шее – цепочку с медальоном в виде дракона. Надела на шею Харриет. Подняла дракончика, показывая его девочке – а другой рукой подняла пистолет. Поцеловала девочку в макушку.
– С Рождеством, Харриет!
И приставила ствол пистолета к детской голове.
14 часов 34 минуты
– Мы бьемся уже больше двух часов, а результатов нет! – заметил Джулиан.
Лиза нетерпеливо мерила шагами палату Кэт: от компьютера доктора Темплтон, на мониторе которого виднелся серый мозг, покрытый россыпью красных точек, – до компьютера нейролога, на экране которого не было ничего, кроме статических помех.
Снова и снова ученые пытались извлечь из мозга Кэт хоть какую-нибудь информацию. Настраивали и перенастраивали свои инструменты. И снова и снова терпели неудачу.
Лиза предложила впрыснуть в спинномозговую жидкость Кэт новую порцию нейронной пыли. Обещала даже, что «Сигма» покроет все расходы.
Почему бы не попробовать? Это же ничему не повредит!
Во время процедуры она позвонила Пейнтеру – хотела спросить его согласия на дополнительные расходы и узнать, как продвигается исследование планшета Вали. Как выяснилось, команда компьютерщиков «Сигмы» успешно взломала планшет и определила, что сигнал на него подавался из Западной Вирджинии. Это позволяло сузить ареал поисков – но не слишком сильно.
Харриет и Сейхан могли находиться где угодно на площади в восемьсот квадратных миль.
Восемьсот квадратных миль горной и лесистой местности, частично захватывающей территорию Национального парка Мононгахила. Глухие, непроходимые леса. Пейнтер уже отправил туда спасательную команду: и прочесывать местность, и просто быть рядом на случай, если появится новая информация.
Поэтому Лиза не отставала от Джулиана и доктора Темплтон.
– Готовы попробовать еще раз?
– Мы хватаемся за соломинку, – предостерег ее Джулиан. – Не слишком ли много надежд вы возлагаете на эту короткую вспышку на ЭЭГ?
Не слишком. На это – вся моя надежда.
При первой попытке монитор Джулиана показал некоторые признаки мозговой активности: глубокая нейронная сеть уловила слабую ритмичную пульсацию, по всей видимости, что-то означающую. Да и ЭЭГ, до того плоская, зарегистрировала всплеск активности продолжительностью в сорок три секунды. Как будто энергетической пыли, запорошившей мозг Кэт, почти удалось что-то из него вытянуть.
Наверное, просто активировались воспоминания, запертые в мертвом мозгу. Однако Лиза, вопреки всему, надеялась, что Кэт все еще здесь. Что на несколько секунд сознание к ней вернулось.
Медицинское образование твердило ей, что это невозможно. Но иногда надежда бывает сильнее знания. Сильнее всего.
Доктор Темплтон кивнула Джулиану.
– Распределение новой порции нейронной пыли закончено.
– Спасибо, Сьюзен. – Джулиан повернулся к своему монитору. – Я готов. Жду команды.
Лиза подошла к постели Кэт и склонилась над шлемом, оборудованным ультразвуковыми передатчиками.
– Включаем, – объявила Сьюзен.
– Не тяните! Включайте сразу на полную мощность! – потребовала Лиза.
Ультразвуковой шлем загудел, словно рой разъяренных пчел, и затрясся у Кэт на голове. Лиза старалась смотреть одновременно на ЭЭГ и на монитор Джулиана. Быть может, сильный ток и множество пьезоэлектрических частиц сумеют сотворить чудо?
Ей представилось, как остановившееся сердце запускают дефибриллятором. Не так ли и они сейчас пытаются запустить остановившийся мозг?
– Энергия на максимуме, – сообщила Сьюзен.
На экране все красные точки зажглись теплым зеленым светом.
– Лиза, попробуйте теперь! – предложил Джулиан, кивнув на неподвижное тело Кэт.
Лиза склонилась над подругой.
– Кэт, сейчас или никогда! Харриет в беде! Помоги!
И бросила взгляд на Джулиана.
Ну как?
Он покачал головой; однако уголком глаза Лиза заметила какое-то движение на мониторе с другой стороны. Плоские линии ЭЭГ превратились в волны.
