– Иди сюда, взгляни!
Подруга отвернулась от окна и подошла к ней. В эту секунду Мара заметила, что пик на диагностической диаграмме, обозначающий излучение в СВЧ-диапазоне, взметнулся вверх. Ева на экране повернула голову, словно услышав или ощутив приближение Карли.
Мара выпрямилась; ее вдруг охватило страшное предчувствие.
– Что такое? – спросила Карли.
– Ты выключила телефон?
– Да, и аккумулятор вынула. Все, как ты сказала.
Мара знала, что мобильные телефоны используют СВЧ-частоты для коммуникации со спутниками GPS, позволяющими отслеживать местонахождение телефона.
– Проверь карманы! Все!
Пока Карли выполняла ее торопливый приказ, Мара спешно обыскивала собственную одежду.
Ничего!
И вдруг Карли широко раскрыла глаза. Из кармана пиджака она извлекла блестящий кругляшок размером с монету.
– А это что? И как оно сюда попало?
На оба вопроса Мара уже знала ответ. Ей вспомнился бандит, схвативший Карли в аэропорту.
– GPS-маячок. Тебе подбросили трекер, прибор слежения!.. – Она повернулась к дверям, уже поняв правду. – И я сама привела сюда врага!
14 часов 53 минуты
Тодор сломал портье еще один палец.
Другой рукой он затыкал ему рот, заглушая крики и стоны. Двое соратников прижимали несчастного к стулу в задней комнате. Тодор вглядывался в темные, полные слез глаза жертвы.
Что такое боль? Есть ли у нее цвет, запах, вкус?
Всю сознательную жизнь он мечтал испытать это ощущение, понять наконец, чего лишен. Нельзя сказать, что ему недоставало чувственного опыта. Тодор ощущал прикосновения, потел в жару, мерз на холоде; однако мог располосовать себе руку ножом – и ничего не почувствовать.
Он знал, что боль – механизм предосторожности, нечто вроде встроенной в организм системы сигнализации. Многие с тем же синдромом, что и у него, погибли еще детьми – от ран, которых не замечали, или, куда чаще, от того, что по-глупому собой рисковали. Боль не сдерживала их, не учила тому, что тело ранимо; они считали себя бессмертными.
Тодору очень повезло, что в «Тигель» он попал еще мальчишкой. Быть может, суровые тренировки и ограничения, принятые в братстве, спасли ему жизнь.
Так и не узнав от своего пленника ничего нового о боли, Тодор выпрямился и терпеливо ждал, пока заглушенные вопли портье – нигерийца с угольно-черной кожей – сменятся неудержимыми рыданиями.
Когда он с товарищами вошел в гостиничный холл, портье за конторкой говорил по телефону. Размахивал длинными руками, громко и ожесточенно споря о чем-то на родном языке. На вошедших не поднимал глаз. Быстрыми шагами Тодор пересек холл и остановился у конторки. Он ждал, когда черномазый окончит разговор, и сердце его переполнялось омерзением, ненавистью к грязному язычнику, который здесь, среди христиан, имеет наглость болтать на своем поганом языке!
Теперь Тодор отпустил руку этого cabron
[27] и нагнулся к нему – нос к носу.
– Еще раз, – спокойно повторил он. – Мы знаем, что эта женщина здесь. Скажи нам, в какой комнате.
За плечом у портье застыл Мендоза с «Айпэдом», с помощью которого отслеживал путь GPS-маячка. След привел в захудалую безымянную гостиницу на Пинк-стрит, в районе Кайш-ду-Содре. Таких гадючников здесь полно – и все одинаковые: облупившаяся краска на стенах, растрескавшаяся штукатурка, хлипкие балкончики. На первых этажах размещались бары для курящих и ночные клубы, сейчас по большей части закрытые.
Маячок привел их в гостиницу, однако не позволял определить, где именно находится цель. Потребовался допрос с пристрастием. Так что двое из команды заперли входную дверь – хоть посетителей в этот мертвый час не ожидалось, да и на улице за окном было пустынно; затем отволокли портье в заднюю комнату и показали ему снимок Мары Сильвиеры.
– Я… я ее не знаю! – хрипло выдохнул портье. Опять врет! – Правда, не знаю! Я на работе только с утра!
Тодор схватил его за следующий палец.
– Пожалуйста, пожалуйста, не надо!!
В этот миг в комнату ворвался один из его людей. С собой он волочил за шиворот, упирая ей в бок ствол, перепуганную горничную.
– Фамилиар, она знает, где прячется ведьма!
Встряхнув горничную, он заставил ее повторить.
Тодор поднял глаза к потолку.
Четырьмя этажами выше…
Снова переведя взгляд на портье, достал из сапога охотничий нож.
Нигериец распахнул белые от ужаса глаза.
– Нет, сэр, нет! Пожалуйста… у меня жена… дети…
Тодор положил конец этим мольбам, чиркнув портье ножом по горлу.
За спиной послышался приглушенный выстрел, а затем – тяжелый звук падения тела.
Великий инквизитор дал ясные и однозначные указания. Свидетелей не оставлять.
Однако Тодор не мог отвести глаз от лица умирающего. Быть может, он не в силах был ощутить боль, зато ясно ощущал его душевную муку: ужас, отчаяние, последние усилия безнадежной борьбы за жизнь.
Тодор вытер нож о рубашку убитого и повернулся к своим людям.
– Maleficos non patieris vivere! – сурово и торжественно произнес он.
Все молча кивнули: приказ был ясен.
«Ворожеи не оставляй в живых».
14 часов 58 минут
Карли, опустившись на одно колено, торопливо сворачивала шнуры и распихивала их по карманам стоящего на полу черного титанового кейса. В основном отделении, в специальных мягких гнездах, уже покоилась дюжина жестких дисков. Пока Карли отсоединяла и убирала кабели, Мара запустила процесс выключения «Генезиса» и погружения Евы в сноподобное состояние. Но сперва закончила загрузку музыкального модуля.
Если прервать загрузку, не доведя ее до конца, это может нанести Еве неисправимый ущерб.
Карли знала, что в мерцающем голубом шаре «Генезиса» хранится единственная существующая копия программы Мары. Нигде больше это уникальное цифровое сознание обитать не может. Если они хотят когда-нибудь узнать то, что знало первое воплощение Евы об убийстве ее матери и остальных, программа должна остаться невредимой.
И все же…
– Мара, скорее!
– Модуль загружен.
Подруга отсоединила от компьютера USB-кабель. Пока Карли сворачивала кабель, Мара прижала большой палец к сканеру отпечатков пальцев на ноутбуке, затем начала торопливо что-то печатать.
– Что ты делаешь?
– Это код прерывания. Чтобы остановить Еву. – Вдруг Мара выругалась, перейдя на родной язык. – Aborto de calamar…
