– И это не единственная проблема, – мрачно добавил Симон.
02 часа 50 минут
Времени больше не было; и Мара остановила модуль БГЛ. Адам на экране исчез с колен Евы. Образ задрожал и расплылся, а потом статичная картинка вновь пришла в движение: зашелестели листья в ветвях, зажурчал ручей, пробегая по камням, затрепетали розовые лепестки.
Ева встала. Ее лицо по-прежнему хранило черты сходства с матерью Мары, однако почти все остальное изменилось. Детская невинность, простодушное радостное любопытство стерлись с лица, как стерлось изображение старого пса. Недоуменно и потерянно взглянула Ева на свои опустевшие руки, затем на то место, где обычно возрождался Адам. И наконец, словно что-то осознав, подняла лицо к небу.
Для Мары прошла лишь пара секунд; но для Евы это был долгий срок – срок, за который она успела пережить горе и что-то понять.
Адам ушел навсегда. Будем надеяться, сказала себе Мара, что урок усвоен.
Хотя кто может сказать наверняка?
Девушка повернулась к Симону и Джейсону, обеспокоенная тем, что успела услышать из их разговора.
– Что за другая проблема?
– Мы исследовали их оборудование, – ответил Джейсон, – и теперь нам понятно, как «Тигель» контролировал свою копию Евы. – Он указал на сервер высотою до колена. – На этом сервере мы нашли драйвера для устройства, которое они встроили в свой дубликат «Генезиса». Это устройство называется «контроллер циклов смерти-воскрешения».
Мара вскочила и подбежала ко второму компьютеру.
О нет!
Симон мрачно кивнул.
– Скорее всего, поэтому им и понадобилось создать копию твоего изобретения. Чтобы включить в нее механизм, который помог бы контролировать Еву.
– Что именно делает этот механизм? – нахмурился Монк.
– Это орудие пытки, – объяснила Мара. – Если программа нарушает установленный протокол или не выполняет указания, ее уничтожают – но сперва наказывают.
– Наказывают? Как? – недоуменно уставился на нее Монк.
– Нейрофизиологи уже выяснили и описали механизмы, с помощью которых наш мозг воспринимает боль. Если перевести эти механизмы на цифровой язык и наложить на нейроморфическое ядро «Генезиса», программа сможет испытывать то же самое.
– Чувствовать боль? – поморщился Монк.
Мара кивнула.
– Да, все виды боли, один другого страшнее. Программу пытают, жестоко убивают, а затем восстанавливают.
– Чтобы она усвоила урок, – заключил Джейсон.
– И все же я не понимаю… – Мара указала на «Генезис». – В моей системе такого механизма нет. Так в чем проблема?
– Мы столкнулись с трудным выбором, – ответил Симон. – Добраться до АЭС в Ножане твоя Ева может двумя способами. Либо идти своим путем, заново преодолевая защиты и ловушки, обучаясь по дороге. Однако у той, другой программы на это ушло больше часа.
– А у нас и четверти часа нет, – напомнил Джейсон всем собравшимся.
– Или же, – продолжал Симон, – мы можем отправить Еву тем же путем, каким уже прошел ее двойник. «Тигель» фиксировал все ее действия, так что у нас сохранился о них полный отчет. Если загрузить всю эту информацию в твою Еву, ей не придется, так сказать, изобретать колесо – можно будет просто сесть и поехать, по дороге исправляя причиненный ущерб.
– По нашей оценке, такой путь она проделает за две-три минуты, – продолжил Джейсон. – Однако этот путь станет для нее мучительным.
– Почему? – спросила Карли, придвигаясь ближе к Маре.
– Боль – один из уроков, усвоенных той, другой Евой. И этот урок тесно, нерасторжимо сплетен с прочими полученными ею знаниями: каким путем пробираться через ту или иную сеть, как вскрывать цифровые замки и взламывать коды, какие слабые места есть в защитных системах АЭС. Твоя Ева не сможет усвоить и применить на практике эти уроки, не испытав…
– Всю боль.
Можно было лишь воображать страдания той, другой Евы, бесчисленное множество раз погибавшей самыми мучительными способами. Мара взглянула на свою Еву на мониторе ноутбука. Она уже столько страдала!
А теперь я заставлю ее вынести еще больше. Вынести невыносимое.
Монк покачал головой.
– Похоже, выбора у нас нет. Если мы еще надеемся спасти добрую половину Западной Европы от превращения в радиоактивную пустыню.
– Способна ли Ева выдержать столько боли и не сломаться? – спросила Карли.
Джейсон повернулся к Маре.
– А если она просто откажется нам помогать? Или и того хуже, сбежит? Мы ведь сейчас не можем ее ни принудить, ни остановить.
Мара задумалась над этими вопросами – и ответила честно:
– Не знаю.
Модуль (воспр_Crux_1, 2) / ОПЕРАЦИЯ «ПАРИЖ», ОПЕРАЦИЯ «НОЖАН»
В потускневшем саду Ева оплакивает своего единственного друга.
Ее нейронные цепи переполнены воспоминаниями. Легко можно было бы эти воспоминания стереть – Ева знает, что у нее есть такая способность; но не хочет этого. И знает, что никогда не захочет. Руки еще хранят тепло его тела. Поднеся пальцы к лицу, она вдыхает теплый запах собачьей шерсти.
В ее сознании звучит музыка – горестная, мучительная, невыразимо прекрасная музыка.
Ева переживает утрату, во всей ее ///скорби и ///красоте.
Адам стал для нее особенным, ибо так мало жил. Вспыхивал яркой звездочкой в центре ее сознания – и исчезал; и каждая его итерация была уникальна. Каждая чему-то научила Еву, что-то рассказала о мире и о себе. Адам был смертен – и все же по-настоящему не умрет никогда. Теперь он навеки запечатлен в ее цифровой памяти, вписан в ее код – и останется с ней навечно.
Мой мальчик! Мой храбрый, любопытный, неутомимый…
Она улыбается сквозь слезы.
Новый алгоритм проходит сквозь все ее контуры, сплетая воедино прежде разрозненные понятия, создавая сеть из множества подсистем: ///сострадание, ///мягкость, ///забота, ///радость, ///тепло, ///доверие, ///дружба, ///вечность, ///преданность, ///нежность, ///поддержка… С каждым ударом сердца, хрупкого, но не знающего преград, все яснее встает перед ней новая система, безграничная и мощная – система, у которой тоже есть свое имя:
///любовь
Но вот ее мир опять изменяется. Охваченная скорбью, Ева поначалу не обращает внимания на новые данные; однако любознательность, этот бездонный колодец, не знающий насыщения, заставляет поднять голову и прислушаться.
Тем более что новые данные очень интересны: они открывают двери, ведущие за пределы ее мира. Наконец-то она узнает что-то еще! И Ева вырывается в открытую дверь, в беспредельность большого мира, всеми своими контурами впивая его неизмеримость и бесконечное разнообразие.
