За некоторыми прилавками продавцы уже собирали товар и закрывали лавки до следующего Рождества. Обрывки праздничной мишуры, толпа людей в черно-серой зимней одежде, серое месиво вместо снега под ногами – все это придавало сцене мрачный, угрюмый вид.
Вполне отвечающий настроению Монка.
Сама площадь была окружена со всех сторон красными кирпичными зданиями с серебристо-серыми плоскими крышами. На трех верхних этажах располагались рестораны, кафе, магазины; нижние этажи представляли собой просторные аркады, выходящие на соседние улицы.
Вместе с Марой Монк на мгновение задержался под суровым взглядом бронзовой статуи, покрытой зеленоватой патиной времени, – короля Филиппа III верхом на таком же суровом коне. А затем указал вперед, на дом с заколоченными окнами. Выглядел дом так, словно его собирались то ли сносить, то ли ремонтировать.
– Здесь. Ты можешь не ходить. Я справлюсь сам.
Мара сглотнула; как видно, эта мысль была для нее чертовски соблазнительна.
– Нет, – ответила она наконец. – Если что-нибудь случится, возникнут проблемы с Евой – я должна быть рядом. – И первой шагнула вперед. – Пошли.
Монк ощутил невольное восхищение этой девушкой, ее мужеством и непреклонностью. Поначалу она казалась ему обычной «гражданской», кабинетной ученой, плохо разбирающейся в реальной жизни и перепуганной всем, что творится вокруг. Теперь он видел, что внутри у этой хрупкой, нежной на вид молодой женщины – стальной стержень.
Они подошли к дверям здания, и вдруг дверь перед ними распахнулась.
За нами определенно наблюдали.
Их встретил «привратник»: здоровенный громила со шрамом через подбородок и с холодными глазами, тусклыми, как у мертвеца. Под плотной пуховой курткой Монк приметил ремень наплечной кобуры. В вестибюле их встретил еще один охранник, ощупал с ног до головы, а затем махнул рукой в сторону темной лестницы, ведущей вверх.
Вот и пришли.
На каждой лестничной площадке стоял охранник. Двое у входной двери не выставляли оружие напоказ, видимо, опасаясь, что их заметят снаружи, но те, что дежурили внутри, не видели причин скрываться. Первый охранник держал в руке пистолет, второй застыл у дыры в заколоченном окне со снайперской винтовкой.
Монк представил себе, как этот убийца следил за ними, пока они шли через площадь, как не спускал прицела с его головы…
Валя ничего не оставляла на волю случая.
Последний этаж охраняли двое с массивными автоматическими винтовками. Один охранник провел их через холл и остановился у закрытой двери. Здесь постучал костяшками пальцев и что-то крикнул по-русски.
Дверь отворилась, и посетителей ввели внутрь. Мара держалась позади Монка, едва не наступая ему на пятки в стремлении держаться как можно дальше от людей с автоматами. Как видно, стальная решимость не лишила ее обычного человеческого страха.
Войдя, Монк быстрым взглядом окинул обстановку. Со стен в комнате были содраны обои – кое-где остались клочки. Под ногами – свеженастланный пол без покрытия. Единственный другой выход из комнаты, окно – заколочено. Солнце освещало площадь с другой стороны, его лучи сочились сквозь щели в досках, и в этих столбах солнечных лучей кружились пылинки.
Кроме солнца, комнату освещала лишь настольная лампа на деревянном столе.
Их ждали двое. Один – тощий, всклокоченный, в толстых очках с черной оправой – склонился над ноутбуком; у локтя лежал раскрытый футляр, полный свернутых кабелей, измерительных приборов, миниатюрных отверток. По всей видимости, Валин специалист-компьютерщик.
Второй – настоящий медведь; и, судя по белобрысому «ежику» и холодным голубым глазам, медведь русский. Несмотря на холод, мужчина был в одной футболке; на случай, если б кто-то усомнился в его национальности, на бицепсе у него виднелась татуировка – красный серп и молот.
Логично дополнял картину пистолет у него в руке: «МП-443 грач», находящийся на вооружении российской армии.
Монк поднял кейс.
Похоже, Валя желает сыграть партию в шахматы. Что ж, хорошо, что я захватил с собой ферзя!
16 часов 18 минут
Заканчивая установку «Генезиса», Мара спрашивала себя, чем все это закончится. Заколоченные окна ясно говорили: они в ловушке. Отсюда не уйти. Ей вспомнилась площадь снаружи. На этой площади Мара уже была однажды, когда ездила в Мадрид с Элизой. Здесь они ели тапас, и библиотекарша рассказывала, как в былые времена на площади жгли ведьм, и сотни людей сходились полюбоваться этим зрелищем.
Ей вспомнились слова Элизы, полные скорби и решимости: «Мыслящих женщин всегда преследовали, преследуют и сейчас. Но однажды мы положим этому конец».
Увы, еще не скоро.
Элиза погибла той же смертью, что и ведьмы прошлого, – а теперь, вполне возможно, следом за ней погибнет и сама Мара.
Чтобы отвлечься, она прислушалась к разговору двоих мужчин. Те тихо говорили по-русски, не зная, что она прекрасно все понимает. Разговор шел о ней. Тот, что покрупнее – Николаев, – отпускал грубые шутки, предлагая разные грязные способы принудить ее к сотрудничеству, а его напарник-компьютерщик угодливо хихикал в ответ.
Черт бы их побрал!
Несколько минут назад болтовня на мгновение затихла, когда Монк распахнул кейс и достал оттуда мягко светящийся шар «Генезиса», работающий в спящем режиме. Пока Мара подключала его к своему ноутбуку, компьютерщик по фамилии Калинин стоял сзади и едва не дышал ей в шею, обдавая запахом чеснока и гнилых зубов.
Мара не спешила: прежде чем включать Еву, она хотела тщательно проверить все настройки.
Калинин явно терял терпение.
– Glupaya shlyuha! – бросил он вполголоса Николаеву. – Не соображает, что делает!
Мара привыкла к подобным уничижительным замечаниям от коллег-мужчин. И теперь, как и в прошлом, позволила своей работе говорить за себя. Убедившись, что всё в порядке, она набрала нужный код, чтобы вывести на экран Еву во всем ее величии и красоте.
Устройство «Генезиса» на полу ярко вспыхнуло, возвращаясь к жизни.
Калинин, застигнутый врасплох, отступил на шаг и прикрыл лицо руками, словно опасаясь, что светящийся шар вот-вот взорвется.
– Mudak! – отчеканила Мара, бросив на него презрительный взгляд.
Тот побагровел – по всей видимости, и от смущения, и от изумления перед тем, что Мара знает русский.
Подходя ближе, он оттолкнул ее с пути.
– Эй, пацан, аккуратнее с дамой! – предупредил Монк.
Николаев шагнул вперед, поднял оружие, готовый вмешаться… Но в этот миг монитор засиял, на нем появились Ева и ее сад.
Даже Монк невольно ахнул.
Ева на экране снова преобразилась. Теперь она сбросила одежду, однако нагота ее была укрыта серебристым сиянием, так мерцает разлившаяся река в лунном свете. Лицо сохранило сходство с матерью Мары, но теперь в нем появилось неведомое прежде величие, а глаза сверкали, словно черные бриллианты.
