– Кажется, работает! – почти с благоговением в голосе воскликнула доктор Темплтон.
Эта система была разработана в Центре нейронной инженерии при Калифорнийском университете. Исследователи уже успешно опробовали ее на крысах, а эксперименты на людях проводились сейчас в нескольких университетах, включая Принстон.
И одним из «подопытных кроликов» стала теперь Кэт.
Предполагалось, что нейронная пыль способна считывать данные с нейронов мозга и передавать информацию на приемники, встроенные в шлем. В сущности, это было своего рода сверхтонкое и сверхточное сканирование мозга – куда более совершенное, чем все существующие методы МРТ.
– Ну как? – спросила Лиза, бросив взгляд на Джулиана.
– Пока жду ответа от Сьюзен.
– Передача пошла! – воскликнула доктор Темплтон, приникнув к своему компьютеру.
Лиза затаила дыхание. Вчера они сканировали мозг Кэт при помощи сверхточного аппарата МРТ, а затем программа глубокой нейронной сети Джулиана распознала переданные Кэт образы. Сегодня же вся надежда была на то, что нейронная пыль совершит еще более невероятное чудо.
– Ага! – откликнулся Джулиан. – Есть! Отправляю поступающий поток данных на наши ГНС-серверы.
Всю вторую половину вчерашнего дня Джулиан и Сьюзен настраивали аппаратуру, чтобы она работала в унисон. Как ни удивительно, глубокая нейронная сеть сама научилась преобразовывать данные, полученные от нейронной пыли, – данные, в целом аналогичные сканам МРТ, интерпретировать которые эта программа уже умела. Разница лишь в том, что новые данные были точнее и подробнее примерно в миллион раз.
– Увеличьте напряжение, – сказал Джулиан.
Сьюзен повернула какой-то циферблат на своем приборе, и шлем зажужжал громче.
Зеленые точки на экране вспыхнули ярче. Ультразвуковое излучение питало теперь не только пьезоэлектрические кристаллы, но и сам мозг Кэт.
Наконец Джулиан кивнул Лизе.
– Теперь вы!
Лиза сглотнула. Встала, склонилась над Кэт и громко закричала прямо в шлем:
– Кэт, помоги нам!
Она представила себе, как ее слова проходят сквозь барабанную перепонку Кэт, колеблют крохотные косточки внутреннего уха, возбуждают слуховой нерв и отправляют электрохимический заряд в мозг. Кэт больше нет – но эта система еще должна работать. А где-то в мертвом мозговом веществе хранятся воспоминания Кэт – воспоминания, которые можно извлечь и расшифровать.
– Кэт! Представь то, что знаешь о Харриет и Пенни!
Лиза надеялась, что слова «Харриет» и «Пенни» станут триггерами, вызовут рефлекторный отклик. Она повернулась к Джулиану.
– Ну как?
Тот отодвинулся, чтобы она могла увидеть аморфную серую массу пикселей на экране.
– Никак. Нейронная пыль Сьюзен очень чувствительна, и если бы была хоть тень отклика, мы бы ее заметили.
– Может, увеличить подачу тока? – спросила Лиза, поворачиваясь к соседнему компьютеру.
Сьюзен, пожав плечами, выкрутила циферблат на максимум.
– Здесь мы вступаем на неведомые земли.
Шлем завибрировал, загудел еще громче. Зеленые точки на экране слились, окутав мозг Кэт изумрудным сиянием.
Лиза склонилась к своей подруге и закричала во весь голос:
– Харриет! Пенни! Рождество! Нападение!
Не отрывая глаз от экрана, она перебирала все слова-триггеры, какие только могла придумать.
Пиксели на экране заколыхались, завертелись, бесформенная картинка начала менять форму, расплываться, пульсировать. В ней появился ритм – словно биение незримого сердца. Казалось, что-то пытается прорваться сквозь бесформенную завесу.
Кэт! Это ты?!
– Возможно, просто белый шум, – сказал Джулиан; он тоже заметил изменения.
– Нет! – ответила Лиза.
Наклонившись, прижалась щекой к щеке Кэт, коснулась бровью края шлема. Шлем отчаянно сотрясался – словно Кэт там, под ним, боролась изо всех сил.
Лиза вспомнила увещевания Пейнтера: «Почему ты думаешь, что Кэт еще что-то знает?»
Теперь она не сомневалась.
Знает! Знает, черт возьми!
– Кэт! – завопила Лиза что было сил. – Харриет! Она в беде! Помоги ей!
12 часов 08 минут
Времени больше нет.
Стоя посреди камеры, Сейхан прислушивалась к тому, как Валя наверху распекает подчиненных. Из ее уст летела отборная русская брань. По-видимому, что-то – или кто-то – сильно ее разозлило.
И, кажется, я догадываюсь, на ком она выместит злость.
Сейхан понимала: это должно было случиться, ждать оставалось недолго. С самого пробуждения в плену она мысленно отсчитывала время. С того момента, когда Валя забрала Харриет, чтобы кому-то показать ее и что-то потребовать, прошло чуть больше суток. Если Валя поставила «Сигме» срок – скорее всего, это был срок в двадцать четыре часа.
Значит, их время почти подошло к концу.
Сейхан взволнованно мерила шагами камеру. Харриет сидела, скрестив ноги, на своей кроватке и угрюмо раскрашивала раскраску: рыжие кудряшки почти закрывали лицо. Бутерброд с тунцом она практически не тронула; лишь иногда украдкой, словно робкая мышка, отщипывала кусочки сыра. С тех пор, как забрали ее сестру, Харриет не сказала ни слова. Однако позволила Сейхан лечь рядом, себя обнять и вместе подремать пару часов на тесной кровати. Когда Сейхан проснулась, Харриет сжимала ее руку своей маленькой ладошкой.
И это едва не заставило Сейхан разрыдаться.
Надо что-то делать!
Одолеть похитителей силой не удастся. Найти хитроумный способ сбежать – едва ли; хоть она и на восьмом месяце, враги знают, на что она способна, и тщательно за ней следят. Угрозы тоже не помогут.
Драться или умолять бессмысленно. Что же делать?
Шумно выдохнув, она перевела взгляд на пустую детскую кроватку.
По крайней мере, Пенни в безопасности.
Несколько часов назад, когда девочку выволокли из камеры, а вслед за тем раздался выстрел, Сейхан запаниковала. Однако погибла не Пенни. Люди Вали пристрелили врача, проводившего ультразвуковое обследование, – не собирались оставлять свидетелей. Так объяснил один из охранников – похоже, для того, чтобы прекратить отчаянные рыдания Харриет.
Сейхан взглянула на дверь. Теперь снаружи было тихо – и эта тишина тревожила. Чертовски тревожила.
Снова она начала ходить по камере и вдруг, резко втянув в себя воздух, остановилась. Согнулась вдвое, опираясь рукой о колено. Замерла, стараясь дышать глубоко и ровно, пока схватка не прошла.
М-да, лезть в драку мне сейчас точно не стоит!
