– Ну чё, абырвалг, – сказала она, поднявшись с земли. – Это и есть внешний мир? Как-то не впечатляет.
– Ты же его не видишь, – не удержался Арлекин.
– Зато я нюхаю и слышу хорошо, – заявил пёсик, слизывая с себя родовую слизь. – Кстати, меня зовут Напсибыпытретень. Это имя мне пришло в голову довольно давно, и я успел с ним сжиться. Но можно просто Напси, я это переживу. Если, конечно, буду жить.
Все промолчали.
– Понятненько. Так, значит, я никому не нужен и меня в расход? – тут нахальный собачий голос всё-таки дрогнул. – Только, пожалуйста, не душите. Лучше чем-нибудь тяжёлым. И давайте с этим не затягивать, а то мне жить понравится, убегу ещё… и всё равно подохну с голодухи, потому что охотиться вслепую всё-таки анреал…
– Может, возьмём убогого? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил раввин.
Арлекин собирался было возразить, но пёсик именно в этот момент сел, растопырился и принялся вылизывать попу. Плотно сжатая розовая звёздочка и тугие яички пса маленькому педрилке показались миленькими, поэтому он смолчал.
– Ладно, берём, – Карабас принял решение. – Без денег, разумеется.
– За меня деньги? – удивился Напсибыпытретень. – Лучше попросите скидку на остальных, за то, что меня берёте.
– Это идея, – откликнулся бар Раббас, раскуривая сигару.
– У меня много идей, не то что у некоторых других, – нахальство вернулось к пёсику как-то очень уж быстро. – А вообще – вы приняли правильное решение, шеф. Жрать обещаю умеренно, хлопот не доставлю. На жизнь смотрю кинически, как и подобает существу моего генезиса. Имею абсолютный слух, из инструментов предпочитаю домру и клавикорды. Интим возможен при взаимном интересе. Готов вписаться в вашу команду. Только не няшьте меня, пожалуйста. Это будет совершенно не то.
Поняша, занятая гозманом – овладевание шло с трудом: гозман хитрил, крутил носом и пытался избежать визуального контакта с обаятельницей – подняла хвост и сильно шлёпнула им по крупу. Видимо, разглагольствования пса ей не понравились. Карабас, наоборот, ухмыльнулся – и вдруг недоумённо поднял брови.
– Что такое? – сказал он встревоженно. – Где Пьеро?
– Он к лошадкам пошёл, – вспомнил Арлекин. – Там, наверное, отсыпается.
– Не, тут не лошадки… – протянул Карабас. – Он опять с кем-то спутался, – объяснил он, – от него таким менталом потянуло… Вот только с кем? Что-то я его не вижу…
– Обойдите калушу, – посоветовала поняша. – Он, наверное, там.
Так и оказалось: Пьеро обнаружился с другой стороны. Маленький сиротливый поэт стоял, прижавшись к калуше, с приспущенными штанами. В районе его бёдер что-то чавкало и хлюпало.
– Море… море… я плыву, плыву… как во сне… – постанывал он, извиваясь и виляя тощим задом.
– Сходил и по новой вмазался, – вынес вердикт Арлекин. – Может, не давать ему больше айса?
– Чтобы его на улице някнули? А выступать он как будет? – поинтересовался Карабас.
– Сон… сон… сом… это сом… – томно стонал Пьеро. – Сладкий сом… сосё-о-о-от…
– Ща тебе будет рыбалка, – процедил сквозь зубы Арлекин, подходя к Пьеро с явным намерением дать ему леща.
– Ить, барин, – хомяк в последний момент удержал Арлекина лапой. – Извиняемся, а только мешать ентому делу никак не можно. Матушку таперича обиходить надобно. Ежели из матушки всухую вынуть, она и укусить могёт…
– Кстати, – заинтересовался Карабас, – а с какой это радости он штаны-то спустил?
– Ить, того… – забормотал Африканыч, – поссать, наверна, захотел, да больно близко подошёл… – морда у хомяка сделалась, однако ж, виноватая.
Раввин посмотрел на старика очень внимательно – видимо, копнул голову. Африканыч то ли что-то почувствовал, то ли просто испугался грозного незнакомца.
– Простите, барин! Деф попутал! – старик упал на колени. – Подумалось мне: раз вам невместно матушку обиходить, так, может, этот… того… – он низко опустил повинную голову.
– Чего уж теперь-то, – вздохнул раввин и заставил старика встать с колен.
– Ещё и тащится, скобейда дефолтная, – злобно прошипел педрилка, глядючи на извивающегося Пьеро.
– Да, меня всё это тоже фраппирует, – сумничал Напсибыпытретень: он, оказывается, тихонько увязался за остальными и теперь стоял, поводя глазными рыльцами.
– Где ты словечек-то таких понабрался? – заинтересовался Карабас, оставив Африканыча своим вниманием.
– У нашей альма-матери, у кого же ещё, – пёсик смачно, с хрустом, потянулся, бия хвостом о траву. – Она сама, конечно, ничего не понимает, зато знает много полезного. Парадокс, вы скажете, апория? Но такова реальность! Которая развивается…
– Будешь много болтать без дела – убью, – серьёзно предупредил бар Раббас. – Вот примерно так убью… – он прищурился, и Напси повалился в траву. Когда он встал на лапки, то на морде у него было нарисовано испуганное недоумение, а глазные рыльца торчали в разные стороны.
– Брбрбрбрбр, – он встряхнулся всем телом, очухиваясь. – Понял. Осознал. Молчу. Я нем, как инфузория-туфелька. Меня не видно, не слышно, меня вообще нет… – на последних словах он звонко лязгнул зубами и действительно замолк: Карабас тем же способом приущемил ему брехливую пастьку.
– Меру знай, – проворчал раввин. Пёс с трудом выдохнул и тихонько, стараясь не издавать лишнего шума, отполз в траву.
– Хватит уже на это смотреть, – распорядился бар Раббас, и все потянулись обратно. В низкой траве мелькал задранный кверху собачий хвост с белым кончиком: Напси решил не покидать компанию.
Пьеро показался из-за калушиного бока где-то минут через десять – пошатываясь, с печалью на лице и окровавленной рукой. Карабас проинспектиртовал его память и выяснил, что поэт сдуру сунул палец в какое-то ятло, то приняло его за еду и чуть не откусило. Это почему-то его очень расстроило: Пьероша рыдал и бормотал, что на свете нет той любви, какой он жаждет, ибо её ещё не изобрели. Его усадили возле сарайчика, чтобы был на виду, и оставили отмокать после всего пережитого.
Часа за полтора весь выводок был тщательно осмотрен и повторно пересчитан, в том числе бэтмены и котеги. Наиболее ценные существа были распределены между Юличкой и Карабасом. Карабас брал тех, у которых обнаруживалось вструмлённое калушей музыкальное образование: для выступлений ему был нужен оркестр. Юличка наложила копытце на бэтменов и забрала себе пупицу-виолончелистку, на которую нацелился было бар Раббас. Раввин, впрочем, уступил. В качестве утешительного презента Юличка отдала ему корзинку с тремя маленькими пигалицами.
Крысачок в красной рубашонке быстро и толково выправил товарную купчую. Африканыч, нацепив на морду перевязанные верёвочкой круглые очочки, всё внимательно просмотрел – и крайне удивился, не обнаружив в составленном соглашении пункта об успешном заняшивании. Узнав, что Карабас даже и не собирался овладевать купленными им существами, он на минуту задумался, а потом куда-то ненадолго отошёл. Вернулся он с самодельной плёткой-семихвосткой, которую и вручил бар Раббасу в качестве бесплатного бонуса от производителя. Психократ посмеялся, но плётку взял.
