Приободрившийся Альфик пошёл трудиться. Место работы он нашёл сам – по собственному запаху: он копал на этом месте уже неделю. Он уже прошёл почву и глины и теперь углублялся в какую-то рыхловатую породу. Металлические навершия на максиллах поскрипывали, лапки осторожно загребали крошки, щупики отслеживали вибрации почвы. Они-то и принесли ему новость: совсем близко, прямо под ним, находится что-то твёрдое – твёрже, чем известняки. Жук не понял, что это, да и не мог. Зато сапёрные инстинкты подсказали ему, что нужно удвоить осторожность, а при подходе к предмету – удесятерить.
Ближе к полудню Жанна Грегорьевна, обходя раскоп, заметила, что Восемнашка как-то странно себя ведёт – работает очень медленно, вынося материал буквально по крошке. Это её озадачило: она полагала, что ближайшие метры раскопа уже проверены и ничего интересного там не ожидается. У неё были все основания так думать. Для поиска артефактов в экспедиции имелись специалисты: цуцик-эмпат и нюхач-какапо, который чуял практически любые неестественные запахи, даже разложившиеся за столетия следы древних горюче-смазочных.
Жанна не знала, что в тот день с утра дул холодный ветер и цуцик в очередной раз простыл: увы, существо, созданное для разведывательно-диверсионных операций в тропиках, начинало мёрзнуть при температуре меньше двадцати пяти градусов. Какапо, напротив, был на месте – однако в данном конкретном случае его огромный клюв оказался совершенно бесполезен. Вещество, из которого был сделан палец, не пахло ничем вообще. Впрочем, он об этом так и не узнал, как и о самой находке.
Но всё это было позже. А пока пупица спустилась в карьер (как водится, перемазавшись землёй и пылью) и спросила у жука, почему он так тормозит и не болен ли он. Безглазый не понял вопроса, но почувствовал, что им недовольны. Это его, наверное, огорчило. Но не помешало сказать «уппии-уппии», что означало нечто вроде «кажется, тут что-то есть, я не знаю что». Это Жанна Грегорьевна поняла, но не придала значения: она решила, что Восемнадцатый наткнулся на какой-нибудь скальный выступ или что там ещё бывает в земле. В геологических наслоениях она разбиралась значительно хуже, чем в культурных слоях.
Своё мнение она переменила часа через два, когда при очередном обходе увидала, как жук осторожнейшим образом обгрызает кусочки породы с массивного серого цилиндра, явно искусственного происхождения. Ящерка подумала, что находка может оказаться важной, и побежала к самому Веслоу, который сидел в начальской палатке и занимался написанием очередной кляузы – на сей раз на отвратительное качество шанцевого инструмента (бык сломал лопату о зебру).
– Что ещё, проблядь невъебеннорылая? Что вам всем надо, Мать твою Дочь, высируха пердолевая?! – закричал кролик, отрываясь от писанины и яростного угрызания длинной морквы, видом своим напоминающей слоновий хер.
Кролик был взбешён. Он не выспался, брезентовый полог палатки не пропускал воздуха, морква была горькой, а кляуза не вытанцовывалась. Всё это доводило его до белого каления. Впрочем, если уж честно, белое каление было его обычным состоянием – за исключением ситуаций, когда требовалось быстро принимать важные решения. В таких ситуациях Роджер поражал собранностью и хладнокровием. Что не препятствовало ему через пару минут кататься по земле и брызгать слюной из-за какого-нибудь пустяка.
Ещё он любил ругаться по любому поводу и без такового. Когда ему не хватало обычного бранного словаря, он изобретал новые слова. Точнее, они сами сыпались из него.
Ящерка всё это отлично знала и реагировала соответственно.
– Вторая полубригада откапывает что-то странное, – сказала она, вполне сознательно нарываясь на начальственный гнев. Она знала, что Роджеру надо дать проораться.
Гнев не замедлил воспоследовать.
– Что значит странное? Ты нормальным языком говорить можешь, джигурда хитровывернутая, опроушина ятрыжчатая?! – кролик запустил в пупицу огрызком морквы. Та ловко поймала лакомство пастью и с удовольствием схрумкала. Кролик того не заметил: он орал, и это занятие поглощало всё его внимание.
– Сколько раз, сколько! Сколько я говорил: описывать ситуацию безоценочно, непроёба дрислопучая? Чтоб тебя изблямудохало и растащило на стопиццот мелких поёбышей! Ты вообще чего себе думаешь, залепёрдыша тебе в пропердь? Ты вообще думаешь чем-то, носопиздь кощурая? Что-то стра-а-анное, – передразнил он её, показав сизый слюнявый язык. – Странное! Сраное! Сраное, бля! Ты можешь конкретно сказать, пседренючка спускощавая, что именно нашли? Кто нашёл? Зачем, блядь, нашли? Хули ваще?! Конкретно, бля, Мать твою Дочь в семь рваных срак и гозмана в чапельник, ебатый самчиной с большой причиной, скобейда неполовозбужденная!
Кровь у ящерицы была холодной, а к затейливой брани Веслоу она давно привыкла. Тем не менее она сделала вид, что испугалась: Роджера это обычно приводило в чувство. Поэтому она меленько затряслась, присела и выпустила тонкую струйку мочи.
– Ладно-ладно, – буркнул Веслоу, морща розовый носик, – не ссысь мне тут. Ненавижу тупняк, а все тупят как подорванные. Что у вас?
– Судя по выступающей части – серый цилиндрический объект диаметром около тридцати сантиметров и длиной не менее полуметра, – начала докладываться Жанна, – явно искусственного происхождения, торец закруглён и слегка расплющен. Очень напоминает палец, – не удержалась она.
– В сракотан свой невъебенноплодный свой палец засунь и проверни стопицот миллионов раз… – кролик осёкся, навострил уши. – Палец? – переспросил он. – Есть ногтевая пластина?
– Что-то похожее, точнее сказать не могу, – подумав, ответила пупица. – Вы посмотрите?
Кролик, вопреки обыкновению, хамить и орать не стал. Вместо этого он опустил уши и жестом потребовал тишины.
Думал он минуты три. Потом решительно встал, кивнул пупице и вышел из палатки.
Солнце уже переехало на другую половину неба, тени от палаток стали длиннее. У родника, на раскисшей от воды тропинке, стоял лось в ватнике и, с довольством пофыркивая, пил воду. Рядом ждала своей очереди Ксюнька в жёлтеньком сарафанчике, задумчиво ковыряясь длинным птичьим когтем у себя в декольте. Увидев начальника, она попыталась изобразить что-то вроде реверанса, жирно хрустнула коленом, смутилась, поскользнулась, но в последний момент удержалась на ногах. Пупица ожидала, что кролик как минимум скажет глупой куздре что-нибудь неприятное, а скорее всего – по своему обычаю наорёт. Однако Веслоу удивил – вместо ожидаемой заковыристой ругани он только кивнул. Похоже, мыслями он был где-то далеко.
Чёрный клин раскопа глубоко рассекал дёрн. На этом фоне разноцветные спины копающих были хорошо заметны.
– Восемнадцатый, – подсказала Жанна.
Роджер обшарил глазами раскоп и наконец увидел у самой стеночки жука с цифрами 1 и 8 на надкрыльях. Он осторожно обрабатывал странный серый столбик с закруглённым концом, торчащий из земли под небольшим наклоном.
– Та-ак, – сказал Веслоу. Пупица посмотрела на него испуганно: у шефа подрагивала нижняя губа, а уши были так плотно прижаты к голове, будто кто-то пытался их оторвать.
