Книга Золотой ключ, или Похождения Буратины, страница 107. Автор книги Михаил Харитонов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Золотой ключ, или Похождения Буратины»

Cтраница 107

Тут Пендельшванц наконец заметил, что хвост цилиня перехвачен не обычной красной лентой, а белой. Напрягшись, он вспомнил, что цилинь когда-то рассказывал о древнекитайской цветовой символике. Кажется, белый цвет означал что-то нехорошее – то ли хворь, то ли скорбь.

Он наморщил лоб, сосредоточился – и в памяти всплыло слово «траур».

Глава 34, в которой энтузиаст своего дела, соблазнившись на посулы, принимает рискованное кадровое решение

11 ноября 312 года от Х.

Училище начальной ступени «Аусбухенцентрум». Первый корпус, личный кабинет зав. административно-хозяйственной частью.

Два часа пополудни.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

СЛУЖБА КУРЬЕРСКОЙ ДОСТАВКИ «СИТИ-ЭКСПРЕСС» / доставлено 19 ноября 312 года 12:20 /

Аусбухенцентрум, Льву Тененбойму, в собственные руки. Дорогой Лео, не буду красть твоё время, вынуждая читать обычные стариковские любезности. У меня к тебе небольшая и, смею надеяться, необременительная просьба. До меня дошли слухи, что у тебя до сих пор есть некая вакансия. У меня, в свою очередь, возникла настоятельная потребность во временном трудоустройстве одной моей сотрудницы. Она скромная, исполнительная девушка, идеально подходящая для данной работы. Все необходимые документы прилагаю.

Искренне твой
Грегор Замза.

P. S. Финансовые вопросы обсудим позже, если всё пройдёт гладко.

Лев был слон. Себе на го ре – и притом сугубо. То есть двояко.

Ну, во-первых – слон. Слон! В роду Тененбоймов, из которого происходил достопочтенный Лев Строфокамилович, никаких слонов в сухопутном смысле этого слова не практиковалось. Основатель рода, Зенобий Тененбойм, являлся чем-то вроде устрицы, что отнюдь не помешало ему стать выдающимся мыслителем и педагогом, автором непревзойдённого исследования о системе Макаренко. Его многочисленные исчадья и отродья – увы, калушата: анатомические особенности не позволяли Зенобию плодиться иным образом – вышли в основном морскими млекопитающими. Ими же они и продолжились. Например, отец Льва, Строфокамил, был ушастым тюленем, точнее – калифорнийским морским львом. Правду сказать, к умственным занятиям он склонности не питал, всю жизнь проработав в бригаде подводных монтажников. Детьми он обзаводиться не спешил, а возможно, и не намеревался. Однако случилось так, что гладкокожий красавец в красной каске приглянулся хозяйке бизнеса, пылкой морской слонихе из хорошей семьи. Семейство её выбор одобрило и ждало ластоногого прибавления. Ожидание обернулось афронтом: по какой-то странной превратности судьбы и генома долгожданный младенец родился почти хомосапым, если не считать ушастой головы с хоботом. И крохотного хвостика, который сам Лев Строфокамилович называл декоративным, а недоброжелатели – очень похоже, но обиднее.

Как бы то ни было, мальчика пришлось отдать на сушу, в ясли при Аусбухенцентруме. Там он и вырос – сначала биологически, потом духовно и карьерно. Он испытал судьбу молодого педагога-новатора (решительно внедрив в учебный процесс электричество и инъекции болевых препаратов вместо морально устаревших шпицрутенов), а впоследствии сумел заслужить репутацию расторопного администратора. Ныне он занимал многотрудную должность завуча по административно-хозяйственной работе, с некоторых пор совмещая её с учебно-воспитательной, по линии внутришкольного контроля. Как подобострастно шутили в учительской, на первом поприще он себя проявил настоящим слоном, а на втором – истинным львом. Тененбойму это не льстило. Он недолюбливал своё имя и предпочёл бы сидению на двух стульях директорское кресло, давно им заслуженное. Он его бы и получил – если б только нынешний директор Аусбухенцентрума, доктор Бонч Леопадлович Бруевич, собрался бы наконец на покой. К огромному сожалению всех заинтересованных лиц, доктор Бруевич, с его крепкой основой, органично сочетающей гены какаду, гозмана и баобаба, в ближайшие сто лет покидать своё место не планировал. Правда, в Центре давно уже шли разговоры об открытии филиала в Стране Дураков, с экстерриториальным междоменным статусом. На это Лев Строфокамилович питал определённые надежды – но, чесгря, довольно расплывчатые.

И второе горе: Лев. Лев! Львиную основу господин Тененбойм, мягко говоря, не котировал – как это вообще свойственно многим травоядным. Увы, у Льва Строфокамиловича эта невинная, в общем-то, идиосинкразия была как-то особенно акцентуирована, и в первую голову на кошачьих, в особенности на львов. Разумеется – на львов в сухопутном смысле этого слова, а не на прекрасных морских созданий, к которым Тененбойм питал чувства самые родственные. Тем не менее собственное имя ему резало слух. Увы: его водоплавающее семейство – с коим он был и связан, и обязан многим и многим – решительно не поняло бы перемены прозвания, данного ему матерью в честь деда. Оно оставалось тайной скорбью его, незаживающей раною.

Зато во всех остальных отношениях слон Лев отличался изрядной толстокожестью.

На сей раз он являл это свойство своей натуры методисту Гепе Дрейфусу, мелкому злоебучему гепарду, на физиономию более напоминающему почему-то хорька. Попахивал он тоже скверно, и именно что хорькотиной. К тому ещё был он до невозможности занудлив, особенно когда ябедничал. Сейчас он жаловался на своего помощника Бяшу, который-де отлынивал.

– А я этой скобейде дефолтной говорю, – энергично жестикулировал Дрейфус, фонтанируя перед начальством мелкими обидками, – смотри у меня, сучий пёс!

– М-м-м, – промычал Лев. Бяша, разумеется, был вовсе даже не сучьим псом, а самым обычным бараном, ещё и с козлиной прошивью, что не прибавляло ему ни ума, ни обаяния. Зато он был исполнителен и неприхотлив, а его работа ничего не стоила – Бяша был взят с общего развития и находился на балансе школы, то есть вкалывал за еду. Однако ж и требовать от него самоотверженного служения высоким идеалам воспитания было как-то недальновидно. Но Гепа этого не видел и не хотел.

Возможно, Лев от Гепы избавился бы. Он ему был несимпатичен по многим причинам, включая биологические. К сожалению, Гепа приходился дальним родственником самому Бруевичу. Достаточно дальним, чтобы игнорировать его претензии, но не настолько, чтобы просто избавиться от надоеды. К тому же методистом он был толковым, въедливым и памятливым, что Лев Строфокамилович ценил. Так что регулярные визиты Гепы слон воспринимал философически. Слушая – а точнее, пронося мимо ушей – очередную порцию нытья, он даже не доставал хобот из настольного аквариума. До поры, естественно, до времени.

– А он на меня пырится, – распалялся Гепа, ёжа вонючую шерсть на загривке, – а я ему: если ты ещё раз так отнесёшься к своим обязанностям, я тебя на ноль помножу, тебе ясно или нет? А он мне с хамской такой интонацией – бэ-э-э…

Слон поморщился. «Бэ-э-э» в Гепкином исполнении сбивалось на вой с рычанием. Таких звуков Тененбойм не любил. К тому же они отвлекали от важных хозяйственных расчётов: Лев Строфокамилович прикидывал, как бы вытянуть из доктора Бруевича денег на починку дыбы в дисциплинарной комнате девочек-старшеклассниц. Дыба ломалась уже второй раз за семестр. Первый раз её из чистого нигилизма подгрызла какая-то бобриха, которую за это на неделю приковали к стене в физкультурной раздевалке для мальчиков. Дыбу усилили дюралевым уголком, но через неделю её разнесла какая-то не по возрасту здоровая кобыла, которую при дисциплинарной процедуре охватили неконтролируемые судороги. Теперь Лев настаивал на цельнокованном железном изделии, а заодно – на обновлении электропроводки, покупке новой жаровни и ещё ряде усовершенствований. К сожалению, Бонч Леопадлович отличался скаредностью и терпеть не мог выпускать из своих морщинистых лапок хотя бы сольдо. Особенно сейчас, когда Центр переживал не лучшие времена.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация