Крупье взял палисандровую лопаточку – обработанную, как и всё остальное, выхлопом злоперди, смывающим следы ауры – и две карты оказались перед козлом рубашками кверху.
Септимий сделал глубокий вдох и осторожно приподнял карты и сразу же раскрылся. Две четвёрки – пиковая и червовая – смотрелись убедительно, весомо, обещали хорошее будущее.
Но Попандопулос не обрадовался. Игра с самого начала не задалась. Козлу упорно не шла карта, он злился и проигрывался – вроде и понемногу, но с тенденцией. Единственным его приобретением был крохотный моток «разрыв-травы» – артефакта небесполезного, но и не особо ценного. Зато лишился увесистого «пастернака» и «пазолини». Сейчас он поставил довольно крупную «бричмулу», решив про себя, что в случае проигрыша выйдет из игры. В которой как раз наступил момент повышения ставок – игроки разогрелись, вошли во вкус, запахло адреналинчиком. Козлу это сейчас было ну совсем некстати. Он был на низком старте, адреналинчика ему хватало и без того.
– Я пас, – сообщила мандалайка, достала зеркальце и принялась пудрить рыльце.
Швайнехунт потряс брылями, сигнализируя, что он, пожалуй, пропускает.
Мутант с обрубленными щупальцами улыбнулся – если, конечно, судорога ротозябры может быть названа улыбкой – и жестом потребовал коробочку. Взял две карты, тяжело вздохнул, раскрылся. У него была семёрка и туз.
Спиногрыз карты взял. Ко всеобщему удивлению, к нему пришла девятка и дама. Не веря своему счастью, он растопырил жвальца и выпучил очеса.
Попандопулос прикинул убытки. Даже играя по маленькой, он лишился двухсот соверенов и нескольких артефактов средней ценности. Теперь ушла и «бричмула». Пожалуй, решил он, на этой ноте стоит завершить.
– Уходите? – поинтересовался мутант с обрубками. – Не хотите отыграться?
Септимий мотнул головой. Непонятное существо нравилось ему всё меньше и меньше.
– Что ж, воля ваша, – вздохнул мутант. – Надеюсь, мы ещё увидимся, – сказал он Попандопулосу.
«Как бы не так», – подумал козёл, быстро попрощался и ушёл, прихватив по дороге бокал шампанского с анисовым ликёром и опустошив его в два глотка. Фирменный напиток показался ему слишком сладким.
Уже на лестнице он вспомнил, что забыл трость. Мысленно обругав себя за рассеянность, он повернул обратно – и упёрся в дверь туалета. Мочевой пузырь неожиданно встрепенулся и напомнил о себе. Септимий решил с этим делом не тянуть и дверь толкнул.
В сортире пахло сортиром и каким-то дешёвым туалетным утёнком – то ли сиреневым, то ли фиалковым. Мелкий шельмец (а может, и щельмец, судя по блудливо поблёскивающим затылочным глазкам
[20]) сосредоточенно пытался попасть струйкой в слишком высоко расположенный писсуар. У соседней стеночки стояли два упыря в синих мундирах муниципалов. Эти не чинясь мочились в напольный лоток.
Упыри козла встревожили: это были явно не посетители казино. Попадаться им на глаза почему-то не хотелось. Поэтому Септимий, вопреки обыкновению, зашёл в кабинку.
Он достал, излился и собрался уж было стряхнуть, как из соседней кабинки раздался громкий, скрипучий, исполненный негодования голос:
– Эта бумага ненадлежащего качества! Где Бремзер? Пусть немедленно принесёт мой личный гигиенический набор!
– Господин криминальсекретарь, – угодливо залопотал кто-то из упырей, – Бремзер на больничном, после наказания шваброй…
– Я всегда утверждал, что Бремзер идиот! Его наказали для того, чтобы он работал лучше! А не для того, чтобы он не работал вообще! – раздалось из кабинки.
Козлу стало неуютно: судя по званию засевшего в кабинке чина, это были не просто муниципалы, а крипо. Это означало, что у кого-то прямо сейчас начнутся серьёзные неприятности. Следом просочилась мысль, что они вполне могут начаться именно у него, Септимия Попандопулоса.
– Господин криминальсекретарь, – снова вступил упырь, – я могу принести ваш чемоданчик… если пожелаете… сбегаю на улицу.
– Не чемоданчик, а несессер! Коричневый! Не перепутай с бурым, – проворчал унитазный сиделец. – Но эта бумага совершенно некондиционна! И это считается приличным заведением? В нашем карточном клубе подобное было бы абсолютно… – последнее слово заглушил шум спускаемой воды.
Козёл невольно скосил глаза на подтирочный рулон. Если приглядеться, он был слегка желтоватым – видимо, его достали из старых запасов.
Он сел на унитаз и немного подумал. В принципе, бояться ему было нечего – он не нарушал никаких установленных порядков. Разве что этот ужин с Бобой… – ему снова пришло в голову, что от обезьяна можно было ждать какой-то пакости. Но всё это были домыслы. Нет, никаких реальных поводов для паники не было. Однако чувство сгустившейся над головой грозы не отпускало.
– Где этот кретин? – соседняя кабинка снова зафункционировала. – Он что, не понимает, что пипифакс мне нужен немедленно? Дерьмо имеет свойство подсыхать! Если в течение минуты… – тут раздался топот и уханье запыхавшегося упыря.
– Господин криминальсекретарь, ваш гигиенический набор! – крикнул служивый.
– Тебя только за смертью посылать, – пробурчал сиделец, открывая кабинку.
Через пару секунд раздался возмущённый вопль.
– Scheisskerl!!! Что ты мне принёс, Schwanzlutscher! Я же сказал – коричневый несессер! А это – трижды грёбаный бурый портфель! Здесь я держу секретные документы! Они предназначены для головы, а не для задницы! Bräunlich! Du gehst mir auf die Eier!
[21] Сейчас я тебя… сейчас ты мне… – из кабинки понёсся какой-то неразборчиво-утробный рык, полный властно-державного гнева.
– Господин криминальсекретарь! – раздался какой-то новый голос. – Козёл не обнаружен! Местные говорят, что он ушёл, господин криминальсекретарь!
Рык сразу оборвался.
– Всех на воздух, проверить ближайшие улицы, – распорядился сидящий в кабинке. – Он не мог уйти далеко. Брать жёстко. Пусть этот иностранец сразу осознает своё положение. Тут же снимайте с него всё. Вещь у него. Наш эмпат всё подтвердит. Составляете протокол и везите на Трипперштрассе. И подайте мне, наконец, мой гигиенический набор! А также дезинфицирующее средство! Быстро!!! – это слово не успело отзвучать, как раздался дробный топот упыриных ног. Служилых как ветром снесло.
Попандопулос внезапно ощутил собственный запах – кислую вонь козлиного душного пота, козлиного душного страха. Сомнений быть не могло: упыри пришли за ним. Непонятно почему, непонятно за что – но именно за ним.
