Так оно и было. Заявились проверяльщицы.
В последнее время жизнь у доктора Коллоди была не то чтобы скверной. Вовсе нет. Но – очень, очень хлопотной. Большая часть времени у него уходила на секретные исследования, которые продвигались медленно и трудно. Управление обчепробом потребовало подшивки новых кибридных цепей, так что доктору пришлось провести неделю в автоклаве и перенести две непростые операции. Когда же папа Карло наконец вернулся к своим обязанностям, выяснилось, что в родной лаборатории творится сущий бардак.
Сначала Скарятин, нажравшись, забрался в щитовую и сломал рубильник, отчего лабораторный корпус погрузился во тьму. Свет, конечно, починили, а Скарятину вломили, но это было только начало. Буквально на следующий же день овечка Долли уронила сэндвич с шампиньонами в работающий самозапиральник с ребилдуемым ежом внутри. В результате грибы проросли у ежа во рту – хорошо ещё, что тот не стал жаловаться и даже счёл грибы бонусом, ибо был до них охоч… И даже Фингал Когтевран, которого доктор оставил за старшего, – и тот не оправдал доверия. Будучи подслеповат от природы, он перепутал данные температурного датчика и чуть было не сварил Буратину прямо в автоклаве.
Кстати, о Буратине. Доктор твёрдо решил отправить сынка в Аусбухенцентрум при первой же оказии. В порядке дошкольной подготовки Карло отребилдил его вторично – малость нарастить кору, перепрошить кое-какие синапсы, улучшить реакцию. Ну и, в качестве прощального отцовского дара, снизить болевую чувствительность до допустимого предела: о воспитательных методиках Аусбухенцентрума он был наслышан.
Именно заниженная болевая чувствительность и сыграла с Бурой злую шутку. Пока он расчухал, что ему, пожалуй, жарко, и начал дёргаться и стучать в крышку, то уже успел достаточно свариться. Когтевран, свою судьбу хуя и бля, просидел в лаборатории двое суток напролёт, пролечивая бамбука и возвращая процесс перестройки тела в норму. Из-за чего запамятовал о самом важном – о документообороте. Короче, Фингал не оформил к сроку квартальный отчёт по расходам форма 596/606. Хуже того – он забыл сказать об этом доктору Коллоди. Который, наскоро раздав тумаки всем проштрафившимся, погрузился с головой в работу. И очень удивился, когда попугай Просперо, начальник отдела высоких технологий, сказал ему, что лабораторией крайне недовольны и грядёт проверка.
Доктор пошёл к начальству. Оказалось, что за последние три месяца к лаборатории накопились разные претензии. Большая их часть, впрочем, снялась после обращения к Лэсси Рерих, у которой имелись полномочия от самого Нефритового Сокровища. К тому же безопасница и сама по себе производила на бюрократических крыс сильное впечатление. Однако по поводу формы 596/606 серожопые упёрлись. Без расходного отчёта они не имели права верстать план на следующий квартал. Более того, в случае задержки финотчётности в обязательном порядке назначалась комиссия. Появление каковой в лаборатории не сулило ничего доброго.
Доктор Коллоди изошёл на говно, но вынужден был признать, что серожопые в своём праве. Злость Карло сорвал на Когтевране, чуть не порвав ему очко. Совершив акт административного насилия над подчинённым, доктор сам засел за злополучную форму – и за сутки её добил. Увы, бюрократическому механизму уже был дан ход, и проверка стояла в планах. Всё, что удалось сделать в самый последний момент – это поменять задачу комиссии на чисто техническую: проверка годности оборудования и соблюдения сотрудниками правил техники безопасности. Подписал распоряжение лично Семнадцать Дюймов, и физиономия у него была при этом крайне недовольная. Впрочем, в последнее время он вообще хандрил.
Так или иначе, теперь в лаборатории тусовалось с полдюжины разнопородых псиц, ищущих, к чему бы прикопаться. Предводительствовала ими какая-то рыжая сука, судя по брылям – булька или что-то вроде того. Сука порыкивала, била себя хвостом по бёдрам и вообще хозяйничала. Доктора Коллоди это выбешивало, он делал ошибки в работе и от того бесился того пуще.
Вот и сейчас он был близок к точке кипения. На этот раз – из-за содержимого черепной коробки сынулика.
Карло выдернул пинцетом из Буратиньего мозга кусочек серо-розовой массы и пропихнул его деревяшкину в рот.
– Жри, поёбыш! – прошипел он. – Это что? Это мозги, по-твоему?
– Яюшки! – запищал напуганный бамбук, отплёвываясь. – Папа, ты мне в рот гадости какой-то насовал!
– Это соединительная ткань, ушлёпок! – доктор Коллоди чуть не зарычал. – У тебя облитерация!
– Проблемы, доктор? – ласковым голосом поинтересовалась булька. – С техникой или с профессиональными навыками?
– Рабочий момент, – буркнул доктор, соображая, как же ему теперь быть.
Ребилдинг коры мозга всегда был и оставался самой рискованной из стандартных операций трансгена. Нет, нарастить нейроны было несложно. Однако в случае их неиспользования по назначению они начинали отмирать, замещаясь соединительной тканью. Назывался этот процесс нейрооблитерацией, а если проще – то фимозом головного мозга. Обычно это кончалось дефолтом со снижением IIQ процентов на двадцать. Поэтому наращивание коры всегда производилось поэтапно и подконтрольно, с обязательной нагрузкой на мозги отребилженного – ему нужно было выполнять сложные задания, читать учебную литературу и вообще всячески напрягать бестолковку. В корпусах для эволюэ всё это практиковалось систематически. Но Буратина вынужден был жить в старой лаборатории, а у папы Карло не хватало времени заниматься развитием сына. В результате у него и природные-то мозги изрядно скукожились, что уж говорить о новоотрощенных.
Подошёл Когтевран в новеньком пенсне, посмотрел на Буратинью тумкалку и констатировал:
– Совсем парень зарос.
– Кстати, – вмешалась брылястая сука, – вы так и не предоставили доклад о работе вашего оборудования. Оно ведь, кажется, было в починке, если не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь, – процедил сквозь зубы доктор, выпалывая из височной доли Буратины ещё кусочек соединительной ткани, и судорожно соображая, что тут вообще можно сделать.
– Вы слышали вопрос? – не отставала сука, явно намеренная не дать Коллоди работать.
– Я могу проконсультировать вас, – предложил Фингал.
– Меня интересует мнение доктора Коллоди, – ухмыльнулась булька всей пастью.
– Очень хорошо, – неожиданно кротко сказал доктор. – Финни, займись этим, – он показал на распластанного Буратину. – Итак, что вас интересовало? Работа секвенсора?
Суке тут же стало неинтересно, но она решила не подавать виду.
– Именно это, – сказала она, пристукнув хвостом по ножке хирургического столика. Звякнули железячки.
– Ну что ж, у меня и в самом деле есть замечания, – начал доктор. – Платы работают нормально, но дивергенция главной оптической оси снизилась до четыре ноль семь по ге-пе-и. Я считаю, фонят ионные головки. Нужно восстановление активной части, а институт не выделяет фондов. У меня есть готовая заявка, и если вы меня поддержите…
– Это не в нашей компетенции… – сука немедленно включила задний ход.
