Немного о Госларе — во-первых, это территория, традиционно принадлежащая императору, то есть уже большая честь и доверие ею править. Во-вторых, из Гослара можно контролировать расположенные на Гарце крепости и тем самым обеспечивать прикрытие войска на марше к Брауншвейгу, если таковое понадобится. Добавьте к перечисленному серебряные рудники — и получится вполне себе приятная картинка.
Далее меня попросили рассудить спор с престолонаследием в Дании, и я сделал точно так же, как при назначении Вихмана, понравившегося мне кандидата короновал и Данию ему же в лен передал. А противнику наказал, чтобы на моих глазах меч свой новому королю вручил.
Не успел выехать из Дании, посланец из Рима нагоняет. Друзья поздравляют с разводом! Ух! Гора с плеч! И тут же любезнейший канцлер советует найти способ подчинить себе Венгрию, как это было при Генрихе III. Легко сказать, да трудно сделать. Они там что перепились совсем в этом Риме, если забыли, что у меня нормального войска нет. Откуда возьмутся рыцари? Уж не Генрих Лев ли мне их даст?
Да уж, как ни крути, а придется с Баварией разбираться. Так что я снова в пути, теперь уже к дядюшке Язомирготту. Предложил ему вместе отомстить венграм, которые его войска лет десять назад отымели на реке Лейте. Ему за честь — поквитаться с давними обидчиками, ну а мне, так и быть, побежденных венгров на шею. Отказался. Да и другие князья южной Германии этим предложением не воодушевились.
Ничего не получилось, и я поспешил в Аахен, где, как мне доложили, находился мастер, строящий невиданные до этого машины, годные как для захвата крепости, так и для ее обороны, а также передвижные башни, в которые можно было спрятать лучников.
Новая машина представляла собой высокую постройку с пустой шахтой внутри, по которой на канатах поставлялись начиненные горючим материалом бочки. Наверху их принимают воины, кладут на специальный плоский наклонный трап, поджигают и отпускают, дабы те неслись вниз, разгоняясь и бешено вращаясь. Урон от такого снаряда огромный, так как, даже упав вниз, бочка не всегда сразу разваливается на куски, чаще она продолжает крутиться, налетая на все, что ей только попадется, и учиняя пожары. Если такую машину установить в ведущей оборону крепости, всего несколько долетевших до земли снарядов способны поджечь осадные башни и возы, покалечить людей и лошадей.
Если в осажденном городе заведется такое устройство, осаждающим придется хорошенько подумать о своевременном подвозе воды, необходимой для тушения пожаров.
О том, что произошла беда, я понял, уже около дома великого мастера, к которому, как и ко всем другим, заехал лично. Ставни на доме были заколочены, а у ворот стояла толпа с заготовленными камнями и гнилыми овощами. Оказалось, что накануне моего приезда бедняга был отлучен от церкви, так что теперь чтившие закон соседи должны были прогнать его прочь, иначе на город был бы наложен интердикт.
Очаровательный человек и великий ученый на старости лет был обречен превратиться в бесприютного нищеброда, который не имел права не только проживать в городе, в котором родился, но и поселиться в любом другом местечке Империи. Решив защитить беднягу, я сочинил указ, согласно которому отлученный от церкви не подвергался бы еще и имперской опале. Каждый конкретный случай следовало рассматривать в королевском суде. Так что имперская опала коснулась лишь тех, кто нарушил законы Империи. Все мои князья проголосовали за этот в высшей степени справедливый закон, после чего переписчики сделали множество копий данного капитулярия
[71] и гонцы повезли их в разные стороны, дабы каждый мог слышать то, что говорит ему его король. После чего нам оставалось только ждать протестов со стороны папы.
Протестов не последовало, и это понятно, папа был заинтересован в императоре для личной защиты, мне же был необходим папа для того, чтобы получить императорскую корону. Так что на ближайший рейхстаг 1153 года в Констанце из Рима пожаловали два легата папы, которые попросили меня подписать документ, согласно которому я не заключу перемирия или мир ни с римлянами, ни с сицилийцами без согласия на то его святейшества, обязуюсь защищать лично папу и апостольский престол, а коли владения или имущество последнего попадут в чужие руки — возвращать их законному владельцу. Также я клялся не передавать земли Византии и не допускать вторжения в Империю византийский войск.
После того как я подписал и поклялся свято соблюдать условия договора, мне сообщили, что папа коронует меня, едва лишь я прибуду в Рим. Кроме того, легаты провели официальное расторжение моего брака и назначили синод, на котором собирались судить тех представителей имперской церкви, которые недостойны своего высокого сана. На радостях я попросил начать чистку с ненавистного архиепископа Майнцского, которого тут же и низложили.
В общем, в результате чистки легаты отстранили от должности епископов Эйхштедта, Хильдесхайма, Миндена, а также целую уйму бездельников пробстов. Список кандидатов на освободившиеся должности уже давно подготовил Райнальд Дассель, а я встретился с каждым, после чего утвердил всех без исключения. Правильно мы все это затеяли, пусть молодые берут власть в стране, им сподручнее, с них проще спрашивать, да и нагружать можно, не то что почтенных старцев. Видя мою дружбу с Райнальдом, ему еще в Риме предложили богатое епископство Хильдесхайм, но Дассель скромно отказался. Полагаю, просто метил выше.
— Кстати, Райнальд, а вернул тебе книги добрый Вибальд?
Отворачивается канцлер, брезгливо поводит плечами, морщится, точно кислое яблоко разгрыз. Не отдал, мерзавец!
Затруднение возникло только с моим протеже Вихманом, которого легаты упорно отказывались признавать архиепископом, говоря, что-де не их это дело и тут следует обращаться непосредственно к папе. Но пока судили да рядили, Евгений III умер и на его место взошел престарелый Анастасий IV
[72]. Вот и договаривайся после этого с наместником святого Петра. Хорошо хоть Анастасий согласился придерживаться политики своего предшественника, в противном случае пришлось бы все сызнова начинать.
Понимая, что лучшего способа представить папе спорного архиепископа, чем послать оного в Рим вместе с моими поздравлениями, просто не существует, я так и сделал. Но вот первая странность: когда Вихман попросил Анастасия утвердить его, вручив паллий
[73], который мог пожаловать только папа, его святейшество повел себя странно. Взял поданную ему слугой ленту и, испытующе посмотрев на претендента, положил ее на алтарь, предложив, коли она ему нужна, взять самому.
