— Что же?
Я смотрел на ожидающих ответ кардиналов-легатов, некоторых из них я знал лично, буквально чувствуя, что еще немного — и не смогу сдержать серьезного выражения лица. В общем, на ха-ха пробрало. А что еще скажешь? Вот и ответ на вопрос, отчего Крема оказалась так важна союзникам.
— Папе я напишу сегодня же, так что вы вернетесь в Ватикан, сопровождая наших посланников. — Я сжал зубы, чтобы не расхохотаться в лицо послам, обидятся еще. — Но чтобы вы не томились догадками, что в письме, скажу сейчас:
1. Я не стану требовать от итальянских епископов и архиепископов следовать данной или присяге, если они в свою очередь откажутся от пожалованных им нами владений.
2. Наши посланцы будут обходить стороной их резиденции, если итальянцы сумеют доказать, что эти резиденции стоят не на нашей земле, ибо право землевладельца, как известно, превалирует над правом застройщика.
А теперь о главном, из послания папы я вижу, что он не желает, чтобы мы направляли в Рим своих посланников, говоря простым языком, не указывали Риму, как ему следует поступать. Но Рим не является папским леном, и как раз МЫ милостью Божией являемся Римским императором. Но Мы обладали бы лишь пустым титулом и были бы жалкой тенью императора, если бы позволили лишить себя власти над нашим же городом Римом!
И последнее, если папа, проявив добрую волю, пойдет на разумное соглашение, устраивающее и его и нас, я приму его с радостью, если нет, мне остается признать сенат истинным правителем города Рима.
За дверьми зала меня дожидался Райнальд.
— Ну и молодец ты, Фридрих! Все здорово сказал! — От волнения он забылся и, как в старые добрые времена, хлопнул меня по плечу.
— Подслушивал? — Я старался не смотреть на эрцканцлера, никак не можем наладить отношения после того, как я ему по морде врезал.
— Вместе с Эберхардом, как обычно, — опешил Райнальд, запоздало краснея. — Так все же хорошо получилось, я приказал поставить лошадей папских легатов рядом с лошадьми посланников сената. И еще, они будут жить в одном флигеле, правда, на разных этажах, но не заметить друг друга не смогут. Отлично, что те именно сейчас явились на переговоры!
Послание от моего имени составил Эберхард, его доставило посольство во главе с Отто. Меж тем, посоветовавшись со своими командирами, я был вынужден спешно вызвать к себе герцогов Генриха Льва и Фридриха Швабского, пфальцграфа Оттона Виттельсбаха — отца знаменосца Империи и многих других имперских князей с их отрядами.
В ответ папа пообещал отлучить меня от церкви не позднее августа 1159 года. Игры закончились. Я, конечно, уже утвердил решение, что преданный церковной анафеме человек не должен автоматически подвергаться и имперской опале, но этот закон еще только внедрялся. И стал бы кто-то обращать внимание на закон, изданный еретиком, человеком, проклятым самой церковью? А значит, большинство моих союзников должны были отойти от меня с такой поспешностью, словно я заразился чумой или проказой.
Оставались два возможных варианта развития событий: победить или проиграть, разрушить Крему и явиться на переговоры с папой-победителем или позорно отступить, моля о пощаде. О последнем не было и речи, и я начал форсировать события.
В осажденной крепости тоже ощущалось некоторое оживление, возможно, они получали вести из Рима и знали, что не сегодня завтра я буду объявлен вне закона. Все чаще и чаще рыцари Кремы предпринимали храбрые вылазки, пытаясь оттеснить нас от стен. Однажды над воротами даже появилось так называемое зеркало Архимеда, при помощи которого креманцы подожгли одно из наших метательных орудий.
В ответ я приказал казнить перед стенами города несколько его жителей, ранее попавших в плен. Стуча в барабаны и трубя в рога, мы привлекли внимание наблюдающих за нами через бойницы защитников города, после чего первому пленному отсекли голову, второму отрубили обе ноги, третьему — руки, четвертого мучали особенно долго, дабы своими воплями он привлекал внимание горожан. Ну и еще семерых повесили без всяких затей.
— Сдавайтесь, или завтра мы покажем вам новое представление императора Фридриха! — выкрикнул герольд. И тут же мы услышали перестук копыт, к лагерю в тучах золотистой пыли выскочили несколько всадников. Грязный и всклокоченный, точно выбравшийся из преисподней дух, Раймонд Дассель сложил руки рупором и проорал в сторону Кремы.
— Срочное известие из Ватикана, на колени, сукины дети, папа Адриан IV умер!
В мгновение воцарилась тишина, после чего мои воины один за другим действительно обнажили головы и приклонили колени. Со стороны крепости никто даже не подумал обвинить эрцканцлера во лжи. С такими вещами не шутят.
Глава 36
Муха и новый папа
После отслуженной в полевых условиях заупокойной мессы я поставил Генриха Льва возглавить осаду, после чего отбыл в свою резиденцию вместе с Райнальдом, Эберхардом и несколькими верниками.
— Как это произошло? Что-нибудь известно?
— Оттавиано пишет, будто бы папу укусила какая-то ядовитая муха.
— Муха?!
Райнальд пожал плечами.
— Необычная смерть для римского папы, не правда ли?
Перед глазами малый приемный зал в Высоком Штауфене и отец, рассказывающий Оттавиано ди Монтичелли о новом яде: «Можно, к примеру, мокнуть иголку в снадобье и затем уколоть ею жертву. Смерть почти мгновенная, любой лекарь решит, что ядовитая муха укусила».
— Что еще он пишет?
— Только то, что на смертном одре своим преемником Адриан назначил епископа Бернарда из Порто
[109]. Я не представляю, к какой тот примкнет партии, до сих пор епископ старался держаться подальше от политических интриг.
— Уже хорошо, что это не Роланд, — перекрестился я. Перед глазами великий любитель яда — отец: «Прости меня, сын. За своего дядю, за Генриха Гордого, прости, не мог я иначе…»
— Воля умирающего папы — это всего лишь пожелание, на сегодняшний день в Ватикане три претендента: Берганд, о котором я уже говорил, нелюбимый нами канцлер Роланд и, радуйтесь, кардинал Оттавиано ди Монтичелли. «…Смерть почти мгновенная, любой лекарь решит, что ядовитая муха укусила».
— Чему тут радоваться: Оттавиано — наш осведомитель, зато Роланд — враг, про Берганда вообще ничего не известно. Необходимо срочно лететь в Рим и пытаться как-то повлиять на выборы.
В ту ночь, доведенные до отчаяния известием о смерти папы, жители Кремы попытались напасть на лагерь, но Генрих Лев, по всей видимости, ждал чего-то в этом роде, потому что в лагере не спали. Одержав блистательную победу, он усеял поле перед крепостью трупами.
