Перед выборами, дядя Конрад спешно подтвердил свою приверженность папе и согласился со всеми условиями, которые ему выдвинули, после чего состоялись выборы, на которые не пригласили только князей Баварии и Саксонии. Все присутствующие отдали свои голоса за Конрада Швабского. Коронация прошла в Аахене, против всяких правил церемонию проводил папский легат. В общем, если говорить начистоту, ерунда это была, а не выборы. Обычный захват власти. Но тут мой папа уже не желал уступать. Уж слишком все оказалось похоже!
У нового короля не было только королевских инсигний, но да Генриху со временем все равно пришлось их отдать.
* * *
Не понимаю я дядю Конрада, ну владеет дядя Генрих двумя герцогствами вместо одного, так приказывай, заклинай, ведь не уступит ни города. Будь я королем, я бы, вразрез с ленным правом, ему это дело позволил и право наследования за его сыном закрепил. О том я честно признался Маттиасу, и он, подумав, рассудил, что такого доброго короля, пожалуй, после двух-трех подобных приказов найдут с перерезанным горлом. Но я все равно при своем мнении остался. Потому как это ему, Маттиасу Лотарингскому, легко судить, ему что Штауфены, что Вельфы, а мне какого, если я наполовину Штауфен и на другую Вельф? Конрад мне дядя, но и Генрих Гордый — дядя. Порваться мне на две части, что ли?
Уехал Маттиас, увез сестренку Берту, обещался приезжать. Хороший парень этот Маттиас, глаза мне раскрыл. Вперед буду более внимателен, а то что же это получается? Человеку скоро шестнадцать, а он простых вещей в толк взять не может.
Глава 6
Краеугольный камень
Отец мой тоже считает, что лучше бы дядя Конрад не трогал дядю Генриха, потому как силен Вельф, а еще одна война нам без надобности. О том они и тайно лаялись, и прилюдно шипели друг на друга. Дядя хоть и в короне, а по любому поводу в Высокий Штауфен гонцов засылает, а то и сам наведывается. У него в замке свои покои, места для слуг и воинов и для лошадей в стойле. А тут вдруг без спросу ополчился на Вельфа. Папа узнал, только и мог, что в бороду себе вцепиться. Сначала ругался заковыристо, я, признаться, таких слов прежде даже на конюшне не слыхивал. А потом тайный совет в трапезной собрал. Я тогда с дочкой сокольничего, Марией, в кладовке кухонной миловался, а когда всех из кухни погнали, нас не заметили, мы же, как поняли что к чему, не сговаривались, подползли к трапезной со стороны кухни, откуда обычно блюда к столу подавали. Я даже слышал, как папа сказал: «Что угодно, хоть с кашей его съем, а войны не допущу».
— Кого он собрался с кашей-то есть? — удивилась подружка, обхватывая мою шею ручками, делая вид, будто бы собирается придушить.
— Кого надо, того и съест, у тебя не спросит, — ответил я.
В тот же вечер отец покинул замок, оставив его на меня. Понятно, не один уехал, со своим оруженосцем Гансом, старым сотником и еще несколькими воинами, которых я не знаю, может, с гостями пожаловали, может, папа их по какой-то своей надобности в Высокий Штауфен вызвал. Теперь, как Вихман в монастырь отбыл, и посоветоваться толком не с кем. В общем, уехали, недели три отсутствовали, а потом прискакали с нежданной вестью: во цвете лет от неизвестной болезни помер наш общий враг и мой дядя, Генрих Гордый. Сколько ему было в то время — тридцать один. Я дядю Вельфа не знал, но все одно жалко. Мамин брат, понимать нужно. У него сын остался — мой двоюродный брат, Генрихом Львом
[39] зовут, на семь лет меня младше, стало быть, ему уже десять, могли бы подружиться. По словам Отто — отменный рубака и задира, каких мало. И не только он о Генрихе хорошо отзывается, Маттиас недавно наведывался, от Берты подарок — плащ, золотом расшитый, отцу, а мне и Конраду по поясу красивому — привез, так он, Маттиас, с ним вроде как подружился. На каком-то празднике встретились случайно. Маттиас так и говорит, тебе бы с ним сойтись, все-таки двоюродные братья, союз нужно заключать, а не число врагов увеличивать. К чему Лотарингскому врать?
Я дядиной смертью опечалился, ведь я наполовину Вельф, и папа понял, руку мне на плечо положил, сказал, что все правильно, что в любом случае мы должны людьми оставаться. А дядя все в уши зудит, мол, выгони из себя Вельфа — ты Штауфен, наследник славного рода. Прими решение и изгони.
Когда-то мой отец отправлялся сватать маму, как Маттиас приезжал к нам за Бертой. Возможно, папа и Генрих Гордый даже подружились тогда, мечтали друг к другу в гости ездить, пиры, турниры устраивать. Как мы с Маттиасом.
— Ты, Фридрих, — краеугольный камень. Так планировалось, ты и Вельф, и Штауфен — твое предназначение на этом свете — остановить войну между нашими родами, — вздыхает отец. Камень, отторгнутый строителями при возведение храма, ты должен был встать во главу угла, соединив две стены, должен был занять престол и разделить власть между Вельфами и Штаунами. Это я во всем виноват! Но, верь мне, я все и починю.
Когда ты родился — был пир на весь мир, не потому что наследник, что мальчик, потому что родился человек, который прекратит вражду и примирит противоречия. Вельфы — королевская кровь, Штауфены — молодые выдвиженцы: за нами сила, за ними традиция. Вельф Генрих Черный привез из Италии Юдит, мама твоя была из Вельфов.
Прости меня, сын. За своего дядю за Генриха Гордого прости, не мог я иначе…
— За что прости?
Глава 7
Конрад и политика
Час от часу не легче, дядя Конрад пошел против отца, на этот раз пожаловав Саксонию, прежде принадлежащую дяде Генриху, своему другану, Альбрехту Медведю
[40] из рода Асканиев. Народ немедленно восстал. Видел я этого Медведя, не удивляюсь. Единого часа не стал бы терпеть этакую сволочь. Отца чуть удар не хватил, а дядя уже стучится в ворота Высокого Штауфена: «Спасите, помогите, убивают!» А кто виноват? Генрих Лев со стороны матери внук Лотаря саксонца, стало быть, его это, наследство. И кто отнимет — тот вор! Ох, и здорово же, что лорхские монахи меня с малолетства приучали все рода до одного человека знать. Пригодилось.
Мы как раз в ту пору хотели мессу стоять за новорожденного сына Берты и Маттиаса, Симона
[41], но тут не до празднования. Пришлось отцу в Саксонию гонца снаряжать, дабы бунт остановить, меж тем сели вместе братья Штауфены за стол да и составили грамоту, согласно которой Саксония Генриху Льву принадлежит, и никаких медведей. Уж как дядя папу благодарил за это. Совсем уж лишней была бы теперь эта война. Во всем впредь обещал его слушаться, на том и простились.
