В туфлях хлюпало. Ноги давно промокли и замерзли. Кожа невыносимо зудела от комариных укусов. Лиля продрогла, устала, проголодалась. Ко всему прочему, стоило ей лишь на секунду задуматься, насколько хватит аккумулятора, как фонарик начал барахлить. Ежеминутно помаргивая, он прозрачно намекал, что жить ему осталось недолго.
С фонариком вообще вышло странно. Когда предатели бросили ее возле торгового автомата, один на один с тварью, разделавшей Лаберина, Лилю парализовало. Она не могла сдвинуться с места. Не могла даже раскрыть рот, чтобы позвать на помощь. Поэтому, когда темнота ожила, ласковым языком слизав оторванную профессорскую голову, все, что смогла сделать Лиля, это спрятаться в камере хранения.
Там, поминутно оглядываясь на дверь, она начала раскидывать ящики в надежде найти хоть что-то, хоть что-нибудь, хотя бы фонарь, чтобы не было так страшно! И стоило подумать об этом, как под очередной грудой ящиков она наткнулась на черный пластиковый корпус с прорезиненной кнопкой-переключателем. Тогда же она решила, что раз кто-то забыл здесь фонарь, то не исключено, что забыли еще что-нибудь. Ключи, например…
Желтый луч замигал, сжался. Озлобленная Лиля треснула по корпусу раскрытой ладонью. Пронзила угрожающим взглядом, треснула еще раз и еще. Потухшая было лампочка разгорелась с новой силой, выстрелила в темноту узким снопом света. Так-то лучше!
Лиля не боялась темноты. Черная Тварь-Без-Лица осталась в институте, отрывать головы предателям, а в местных лесах вряд ли водится что-то крупнее лисицы. Но без фонаря отыскать выход на дорогу будет не в пример сложнее. Строго говоря, дорога уже должна была появиться. Убегая, Лиля сознательно не углублялась в заросли, держалась кромки. Теперь же она не могла взять в толк, как ее угораздило забраться так далеко, что не видно даже институтских огней.
Как назло, опять забарахлил фонарь. То принимался мигать часто-часто, то надолго погружал все во тьму. То ли возомнил себя стробоскопом, то ли передавал в космос зашифрованные морзянкой сигналы. Лиля постучала им о ладонь. В ответ фонарь обиженно моргнул в последний раз и выключился окончательно. Попытки реанимировать его ни к чему не привели. Лиля била фонарем о бедро, стучала снизу и сверху, щелкала переключателем. Даже раскрутила корпус и, едва не потеряв в темноте, вытащила и вновь вставила батарейки. Тщетно.
Раздражение быстро переросло в злость, а из ее тлеющих углей пожаром полыхнула ярость. Лиля постучала фонарем о ствол ближайшего дерева, кажется, березы. Не получив результата, закричала и ударила с размаху так, что корпус разлетелся в щепки. Пластиковая «розочка» в руке ощетинилась острыми осколками. Навалилась чугунная усталость. Руки повисли плетьми. Батарейки из раздолбанной рукоятки выпали в траву, как внутренние органы выпотрошенного трупа. Следом полетела и сама рукоятка.
Прислонясь к березе спиной, Лиля долго сидела в прострации, обхватив колени руками. Адреналин схлынул, оставив опустошение и слабость. Адреналиновый отходняк – так называл это состояние ее муж, Костя. Он любил всякие опасные штуки типа сплавов на порожистых реках, прыгал с моста с привязанной к ногам веревкой, так что знал, о чем говорил. Какая ирония: любил риск, а умер дома, в постели!
Вспомнив о муже, Лиля всхлипнула. Прочь, прочь глупые мысли! Не хватало еще расклеиться окончательно! Надо вставать, надо идти! Костя бы пошел… Он был боец, не терялся в экстремальных ситуациях, а в лесу вообще чувствовал себя как дома. Костя…
Слезы все же нашли дорожку, потекли, размывая грязь на испачканных щеках. Лиля размашисто вытирала их ладонями, понимая, что делает только хуже. Тушь и макияж наверняка растеклись. Наверное, она выглядит как побитая проститутка, но кому какое дело, если ты в лесу, а ночь настолько темна, что и звезд не видать.
Собрав последние силы, Лиля отлипла от приютившей ее березы и пошла в темноту, наугад. Сперва она пыталась ощупывать воздух перед собой, но вскоре бросила это бессмысленное занятие. Какое-то естественное освещение в лесу все же имелось. То ли гнилушки испускали слабое свечение, то ли сами деревья, но уже после сотни-другой шагов Лиля уверенно обходила покрытые мхом стволы, перебиралась через бурелом и вообще ставила ногу на лиственный ковер без опасения сломать ее.
Вскоре она заметила, что понизу, практически достигая коленей, колышется белесое марево. Туман наполз бесшумно, разлился, заполняя собой все ложбины, впадины и мелкие овражки; воздух же странным образом оставался сухим. Лиля купалась в нем как в парном молоке. Белая простыня напоминала дым, рвалась клочьями, скручивалась завитками. Ощущая себя героиней старой сказки, Лиля брела сквозь туман, едва касаясь пальцами шершавой коры.
Конечно, она упала. В темноте, в чаще, окутанной белой ватой, это был всего лишь вопрос времени. Нога зацепилась за какой-то корень, и Лиля, едва успев выставить руки перед собой, ухнула в туман с головой. От испуга она втянула воздух полной грудью. Легкие разодрал жесткий кашель. Туман походил на дым куда больше, чем казалось вначале. Даже запах у него был какой-то странный. Смутно знакомый.
Надсадно кашляя, Лиля кое-как поднялась. Немного придя в себя, пошарила ногой в тумане, отыскивая коварное препятствие. Так и есть, не показалось. То, обо что она споткнулась, имело углы и явно было сотворено не природой. Задержав дыхание, Лиля нырнула в туман и вытащила оттуда… сколоченный из маленьких, покрытых лаком досок деревянный табурет. Один в один, как тот, что стоял у нее дома, в прихожей!
Ничего не понимая, она двинулась дальше и почти сразу налетела бедром на угол стола. Проехав по ламинату, скрипнули ножки. Со стола на пол упала ваза с увядшими розами. Растирая бедро, Лиля завертелась, разыскивая выключатель. Тучи разошлись, пропуская лунный свет в давно немытое окошко.
Чтобы не разреветься, Лиля впилась зубами в кулак. Она знала здесь каждую вещь, каждый сантиметр. Обтянутые серым дерматином стулья, продавленный диван напротив огромного телевизора. Костя взял в кредит, незадолго до… нет-нет-нет, все это уже в прошлом! Все это она пережила и почти забыла.
Лиля замахала руками, отгоняя морок, и вновь почуяла странный запах. Под ногами жалобно хрустнули розы, когда она с замирающим сердцем вошла на кухню. Запах усилился, сделался одуряющим. Лиля зажала нос предплечьем. Конфорки газовой плиты угрожающе шипели, источая невидимую смерть. Сомнений не осталось. Это та самая квартира. И та самая ночь.
С воплем отчаяния Лиля бросилась в спальню. Ей даже в голову не пришло отключить газ, раскрыть окна настежь. В голове колотилось единственное слово. Точнее, имя. Костя. Костя. Костя-Костя-Костя-Костя. Ее любимый, дурной, нежный, смешной, бесстрашный, самый дорогой во всем мире человек, который однажды лег спать и не проснулся.
Соседи почуяли запах газа и вызвали спасателей. Сквозь вату в ушах Лиля слышала, как долбятся в дверь нетерпеливые кулаки. Она крепче прижалась к любимому Косте, к замечательному мужчине, к неверному мужу, к лживой, поганой твари. Ничего-ничего. Говорят, там легче. Исчезнет острая игла в сердце, с которой даже дышать трудно, не то что ходить или говорить. Даже если там нет ничего, все равно станет легче. Тогда, зарывшись носом в волосы мужа, вдыхая знакомый запах, она не знала, что туда путь ей пока заказан. Костя уйдет один. Ее успеют спасти. Его – нет.
