В ногах кровати плавает Никасия, вместо ног у нее длинный рыбий хвост. Вижу ее словно впервые – в воде сине-зеленые волосы струятся вокруг тела, бледные глаза сверкают металлическим блеском. На земле она была просто красивой, а здесь прекрасна стихийной пугающей красотой.
– Это за Кардана, – говорит она и, сжав кулак, бьет меня в живот.
Не думала, что под водой можно нанести сконцентрированный плотный удар, но это ее мир, и у Никасии получается.
– Ух, – выдыхаю я, пробую коснуться рукой того места, куда она ударила, но запястья схвачены тяжелыми кандалами, так что я не дотягиваюсь. Поворачиваю голову, вижу на полу удерживающий меня железный шар. Снова наваливается паника, все кажется нереальным.
– Не знаю, каким обманом ты его завлекла, но выведаю, – говорит Никасия, заставляя меня нервничать из-за правильности ее догадок. И все-таки это означает, что ей ничего не известно.
Заставляю себя сосредоточиться на происходящем, на здесь и сейчас, на том, что могу сделать, и выработке какого-никакого плана. Но это трудно, когда злишься, а я злюсь на Призрака за то, что он меня предал, на Никасию, на себя и опять на себя – больше, чем на всех остальных. Прямо трясусь от ярости из-за того, что оказалась в таком положении.
– Что с Призраком? – бросаю я. – Где он?
Никасия смотрит на меня, прищурившись:
– А что?
– Он помог вам схватить меня. Вы ему заплатили? – спрашиваю я, стараясь говорить спокойно. Не могу задать вопрос о том, что интересует меня больше всего: известно ли ей о планах Призрака возглавить Двор теней? Чтобы узнать это и остановить его, мне надо бежать.
Никасия касается ладонью моей щеки, потом разглаживает мне волосы:
– Беспокойся о себе.
Может, она схватила меня из-за личной ревности? Может, мне еще удастся отсюда вырваться?
– Ты думаешь, что я обманом заманила Кардана, потому что нравлюсь ему больше, чем ты? – говорю я. – Но ты же стреляла в него из арбалета. Конечно, я нравлюсь ему больше.
У нее бледнеет лицо, рот кривится от удивления, а потом от злости, когда она понимает, на что я намекаю – на то, что все рассказала ему. Может, не такая уж удачная идея – привести ее в ярость, когда я так беспомощна, но, надеюсь, она достаточно разозлится, чтобы сказать, зачем я здесь.
И на какое время должна остаться. Его уже прошло немало, пока я была без сознания. За это время Мадок, знающий о моем влиянии на корону, мог развязать войну; Кардан волен творить все, что душе угодно, а Локк – потешаться над всеми подряд, кого сумеет затащить на свои представления. Совет между тем вполне способен склониться к капитуляции перед морем, а я ничего не могу сделать, чтобы повлиять на происходящее.
Сколько времени я еще здесь проведу? Сколько его понадобится, чтобы пошло насмарку все, сделанное мною за пять месяцев? Думаю про Вал Морена, подбрасывающего предметы в воздух и позволяющего им упасть, рассыпаться вокруг него. Вспоминаю его человеческое лицо, его ко всему безразличные глаза.
Никасия, похоже, овладела собой, но ее длинный хвост так и хлещет туда-сюда.
– Что ж, теперь ты наша, смертная. Кардан пожалеет о том дне, когда доверился тебе.
Ей хочется запугать меня посильнее, но я чувствую облегчение. Они не считают, что я обладаю каким-то особым могуществом. Наоборот, думают, что я очень уязвима. Что могут контролировать меня, как любого смертного.
Однако же облегчение – это последнее, что мне следует ей демонстрировать.
– Ну конечно, Кардану определенно нужно было больше доверять тебе. Ты действительно заслуживаешь доверия. Это же не ты постоянно предавала его.
Никасия запускает руку в перевязь на груди и вытаскивает кинжал из зуба акулы. Сжимает его, уставившись на меня гневным взглядом:
– Могу мучить тебя, а ты и не вспомнишь.
– Но ты вспомнишь, – говорю я.
Она улыбается.
– Возможно, я буду дорожить этими воспоминаниями.
Сердце колотится в груди, но я не подаю вида.
– Хочешь, покажу, куда приставить острие? – спрашиваю я. – Это деликатное дело – причинять боль, не нанося серьезных повреждений.
– Ты слишком глупа, чтобы бояться?
– О, я боюсь, – отвечаю я. – Только не тебя. Кто бы меня сюда ни доставил – твоя мать, полагаю, и Балекин, – я им зачем-то нужна. Вот этого я боюсь, а не тебя, бездарной мучительницы, не имеющей отношения к планам ни одной из сторон.
Никасия произносит заклятие, и меня одолевают муки удушья. Я не могу дышать. Открываю рот, но агония становится только мучительнее.
«Поскорее бы это кончилось», – думаю я. Но пытка продолжается достаточно долго.
В следующий раз прихожу в себя в одиночестве.
Лежу, вокруг течет вода, легкие дышат. Подо мной все еще кровать, но я чувствую, что вишу над ней.
Болит голова, живот тоже – это последствия голода и полученного удара. Вода холодная, и холод проникает мне в вены, отчего кровь течет медленнее. Не знаю, сколько времени провела без сознания, сколько прошло после того, как меня похитили из Башни. Время течет, рыбки тычутся в мои ступни, в волосы, в швы на ране, злость проходит, и меня переполняет отчаяние. Отчаяние и раскаяние.
Жалею, что не поцеловала Тарин в щеку перед тем, как уйти. Жалею, что не заставила Виви понять: если любишь смертную, нужно лучше заботиться о ней. Жалею, что не сказала Мадоку, что всегда намеревалась посадить Оука на трон.
Жалею, что недостаточно работала над планами. Жалею, что оставила мало распоряжений. Жалею, что доверяла Призраку.
Надеюсь, Кардану меня не хватает.
Не знаю, сколько я так плавала, сколько раз впадала в панику и билась в кандалах, сколько раз давление воды на грудь становилось невыносимым и я начинала задыхаться. В комнату вплывает мерфолк. У него волосы в зеленую полоску, и такие же полосы покрывают все тело. В тусклом свете вспыхивают большие глаза.
Он шевелит руками, произносит несколько непонятных слов. Очевидно, я не оправдываю его ожиданий, и он заговаривает снова:
– Я здесь, чтобы приготовить тебя к обеду у королевы Орлаг. Если доставишь мне неприятности, могу лишить тебя сознания. Я ожидал найти тебя без чувств.
Качаю головой:
– Никаких неприятностей. Обещаю.
В комнату вплывают еще несколько мерфолков, одни с зелеными хвостами, другие с желтыми, у третьих хвосты черные по краю. Они окружают меня, глядят своими большими мерцающими глазами.
Один освобождает меня от оков, другие поднимают вверх. В воде я почти ничего не вешу. Тело плывет, куда его толкают.
Начинаю снова паниковать, когда меня раздевают, – это что-то похожее на животный ужас. Извиваюсь в их руках, но они держат крепко и надевают на меня через голову прозрачное платье. Оно и короткое, и тонкое, и вообще вряд ли может считаться одеждой. Струится вокруг меня, и, я уверена, все мое тело на виду. Стараюсь не смотреть вниз, чтобы не залиться краской стыда.
