Небо вертелось над его головой, будто синяя виниловая пластинка. Кровь стучала в ушах – бравурным маршем.
Потом он брал себя в руки. Если повезло, успевал увидеть отсвет счастья на дне мрачноватых Анжелиных глаз; она тоже брала себя в руки, и они смотрели друг на друга испытующе: как много увидел тот, стоящий напротив? Что он успел понять? Застал ли другого в момент бессовестного счастья?
Потом они торопливо прощались и расходились в разные стороны. Влад садился в машину и тут же уезжал; в зеркале заднего вида отражалась фигура в красном пальто, неторопливо шагающая вдоль трассы в сторону города и похожая издали на бродячего кардинала.
Однажды он предложил:
– Может, тебя подвезти?
Был солнечный день. Снег сошел полностью, отовсюду лезла трава, на припеке показались самые первые, хилые еще одуванчики.
– Я бы хотела погулять, – сказала Анжела. – Неохота лезть в вонючую машину.
Влад подумал, не обидеться ли; впрочем, Анжела явно не имела в виду конкретно его, Влада, автомобиль. Автобусы, которыми она путешествовала с последнее время, были куда как более вонючи.
Влад посмотрел на небо – и неожиданно для себя предложил:
– Составить тебе компанию?
Она испытующе на него посмотрела. Пожала плечами:
– Ну, давай…
И оперлась о его руку.
Узкая асфальтовая дорожка вела к лесу. Они шли молча; в тени леса еще лежал снег. Там, где заканчивалась асфальтовая дорожка, поджидала пешеходов неправильной формы лужа, черная и бездонная с виду, отражающая небо, кольцо сосновых крон и пролетающую над ними сороку.
Влад засмотрелся. Сорока улетела.
– Ты меня, конечно, презираешь, – задумчиво сказала Анжела.
Влад мельком глянул на нее. Поднял глаза; на сосновом стволе напротив обнаружилась тощая белка.
– Но ты меня не ненавидишь, – сказала Анжела на этот раз удивленно. – Это непривычно… Как они все меня ненавидели! Сложили бы костер да и сожгли. Если бы умели. Если бы решились.
Белка поднималась к небу по спирали вокруг сосны – Влад видел ее голову, спину, хвост, потом терял белку из виду, пока с другой стороны ствола снова не показывалась ушастая голова.
– Они все? – спросил Влад.
– Их было… несколько, – сказала Анжела. – Ты, впрочем, сам давно догадался.
Влад молчал.
– Я тебе подсыпала в чай две дозы транкрелакса, – резко сказала Анжела. – Я тебя привязала, как животное, как собаку на поводок. Почему ты меня не ненавидишь?
– Не знаю, – сказал Влад, подумав. – Правда. Не знаю.
– Я тебя никогда не любила. Ты мне даже не нравился. Просто я увидела, сколько народу вокруг тебя вьется. Ты бы слышал, что они говорили за твоей спиной! Что твой «Гран-Грэм» – сомнительного качества сказочка, не имеющая ничего общего с большой детской литературой. Что ты потрафил низменным вкусам глупой публики. Что у нас чем незамысловатее, тем больше успех. Что тебя ждут золотые горы, потому что тебе дико повезло. Они так и говорили – везунчик. Копнул не глядя, нашел золотую жилу… И я решила привязать тебя. Потому что у тебя полно денег, ты уже знаменитый, а через год будешь прямо-таки звездой… А главное – я люблю везучих мужчин. Везение – это как свет. Он падает на того, кто рядом… Поэтому я спала с тобой. Поэтому я ходила за тобой. Поэтому я подсыпала тебе трансрелакса. Забавно, правда?
– Ты ждешь, что я побледнею? – с улыбкой спросил Влад. – Или покраснею? Или – что?
– Ты давно догадался, – кивнула Анжела. – Но мне просто интересно. Ты все это знаешь – и не ненавидишь меня?
– Мне тоже интересно, – сказал Влад. – Вот если бы ты не нарвалась на… если бы я был обыкновенный человек – как дальше развивались бы события?
– Ты бы полюбил меня, – сказала Анжела уверенно. – То есть тебе бы казалось, что ты меня любишь. Ведь любить – значит нуждаться.
– Да? – удивился Влад.
– Да, – подтвердила Анжела неожиданно мягко. – Все они… кто не знал обо мне правды, как Гарольд… все они думали, что любят. Некоторые даже находили в этом особый кайф.
– Я бы полюбил тебя, – повторил Влад с сомнением. – И что же?
– Я бы вышла за тебя замуж, – сказала Анжела.
– Сколько раз ты была замужем?
– Неважно. Оформлять отношения вовсе не обязательно… Но в случае с тобой я предпочла бы статус законной жены. Это у королей всем заправляют любовницы, а у писателей – жены.
– Ты знала много королей? Ты знала много писателей?
– Неважно, – повторила Анжела. – Мы бы жили с тобой… очень неплохо. Я умею быть хорошей женой. Тебе бы все завидовали.
– А потом я надоел бы тебе, и ты бы меня бросила, – сказал Влад. – И я бы умер.
Анжела выпустила его руку. Отступила на шаг, сошла с дорожки, провалилась каблуками в сырую землю – сразу стала меньше ростом:
– Это неправда. Я никогда не привязывала человека, чтобы потом его бросить!
– Но бросала, – сказал Влад.
– Тебе ли меня обвинять?! Ты сам такой. А я не бросала. Я убегала. Когда становилось невмоготу.
– Пойдем обратно, – предложил Влад. – Если хочешь, я подвезу тебя.
– А ты лицемер, – сказала Анжела. – Ну как ты можешь меня… подвозить? Если думаешь, что я привязывала людей специально, чтобы потом бросить?!
– Не для того чтобы бросить, – устало возразил Влад. – Вот я, например, покупаю зубную щетку – не для того, чтобы выбросить, а чтобы чистить зубы. Но я же не могу пользоваться этой щеткой вечно? Правда?
Некоторое время Анжела смотрела на него, молча шевеля губами.
– Правда, – сказала наконец. – Ты очень точно… сразу видно, что ты писатель.
Повернулась и побрела обратно, не замечая дорожки, втыкая каблуки в землю и с трудом выдергивая их, оставляя за собой марсианский след в виде глубоких продавленных дыр.
Влад пошел следом – на некотором расстоянии.
Шоссе уже было совершенно сухое, над асфальтом носилась пыль. Анжела остановилась на обочине, задрала голову, изучая расписание автобусов. Влад остановился у нее за спиной:
– Ну, до встречи?
Анжела обернулась. Посмотрела на него – и сквозь него, за его спину, в небо.
– Спасибо, – сказала одними губами.
Влад хотел спросить, за что, но не спросил. Повернулся и пошел к машине.
* * *
Несколько раз они виделись коротко, мельком. Все было по-прежнему – Анжела протягивала руку, Влад брад ее в свою, стягивал Анжелину кожаную перчатку, чувствовал прикосновение голой кожи; пережив острый приступ счастья, оба прощались поспешно, будто смущенные, и расходились в разные стороны. Прошло полторы недели; сделалось так тепло, что Анжела перестала надевать перчатки.
