До встречи с Венерой оставалось всего пятнадцать-двадцать миллионов километров. Перелет близился к концу. Наступал самый ответственный момент экспедиции – посадка на поверхность Венеры. За редкими исключениями это не удавалось лучшим космонавтам мира. И не порицания, а подражания и всяческого восхищения заслуживали люди, которые усилиями хорошо натренированной воли заставляли себя забыть об испытаниях прошлого, даже совсем недавнего, и сосредоточить все свое внимание на испытаниях предстоящих. Этого вначале не понял Быков. Но теперь они казались ему бойцами, вышедшими на рубеж атаки. Оставив позади убитых, наскоро перевязав свежие раны, готовятся они к последнему, решающему прыжку навстречу победе… или смерти. При этом никто, даже Юрковский, не произносил прочувствованных фраз и не принимал эффектных поз. Все были спокойны и деловиты. И их попытки понять природу «заколдованного места» были лишь проявлением естественной заботы о тех, кто пойдет вслед за ними.
Уважение и почтительное восхищение Быкова выразилось в том, что он угостил товарищей великолепным пловом, и Михаил Антонович дважды после ужина забегал на камбуз, причем второй раз – с вахты, в чем был уличен и за что подвергнут выговору.
Как только оказалось, что двусторонняя связь с Землей налажена, Ермаков передал радиограмму, в которой четко и скупо описал необычайное происшествие и передал содержание последнего разговора Лу с профессором Ллойдом.
– Ну и заставили вы нас понервничать! – заикаясь от волнения, сказал Зайченко. – Вера Николаевна чуть с ума не сошла. А «Стар»… – голос его стал тише и серьезнее, – об этом мы уже знаем. Весь мир знает. Лу добрался до английского корабля и снял с него тела погибших и бумаги.
– Что там произошло?
– В точности не известно, но полагают, что взорвался реактор. Двигательная часть корабля разворочена вдребезги. Лу показывал нам снимок по телевизору.
– Сколько погибло?
– Лу нашел двоих. Англичане сообщили, что на «Старе» ушло восемь человек.
– Светлая им память…
– Светлая им память…
Они помолчали.
– Что же вы думаете о причинах перерыва связи, Анатолий Борисович?
– У меня пока нет определенного мнения.
– Ну да, конечно… мало фактов. Может быть, здесь играет роль скорость, с которой двигался «Хиус»? Ведь Ляхов, кажется, говорил об этом…
– Может быть.
– Или вы попали в плотное облако металлической пыли?
– Это ничего не объясняет. Впрочем, оставим решение специалистам. Что Краюхин?
– Оправился. Рвался сюда, на станцию, но врачи пока не разрешают. У нас здесь дожди.
– Приветствуйте его, погорячей, от имени всех нас и от меня лично.
– Принято, Анатолий Борисович! Да… заговорили вы меня. Здесь его записка к вам лежит, принесли еще два дня назад.
– Чего ж вы молчите? Читайте!
– Сию минуту. Так… «Анатолий, все, что я тогда говорил, позабудь. Видно, старею и слабею. К.».
– Что?!
– Ка. Заглавная буква. Вместо подписи.
– Понятно. «Все, что я тогда говорил, позабудь».
– Да, «позабудь».
Ермаков покосился на Спицына, сидевшего у пульта спиной к нему.
– Понятно. У нас был небольшой спор… У вас все?
– Все, Анатолий Борисович. График связи прежний?
– Прежний. До свидания.
Вернувшись в кают-компанию, Ермаков увидел там странную картину. Стол был покрыт большими листами оберточной бумаги, на которой блестели какие-то металлические предметы и лежали кучи белого тряпья. Пахло ружейным маслом. У стола стоял Быков и с воодушевлением объяснял что-то Дауге, с интересом следившему за его руками. На диване сидели Юрковский и Михаил Антонович. Они тоже следили за тем, что делает Быков, первый – с напускным пренебрежением, второй – с откровенным любопытством, смешанным с тревогой.
– Вот, – говорил Быков, – эта вилочка служит для крепления затвора. Вставляем сюда – видишь? – этот стерженек, надеваем на него пружинку…
Он замолчал, нагнул голову, и под его оттопыренным локтем сверкнуло темное полированное дерево.
– Вот так. Затем беремся за рукоятку и…
Клик-клак.
– Готово. Понял механику? Теперь собери свой.
– Чем это вы тут занимаетесь? – спросил, подойдя, Ермаков.
Быков смущенно пояснил:
– Вот… поскольку скоро прибудем на место, решил оружие в порядок привести. Очистить от заводской смазки и все такое. А Дауге заинтересовался…
– Впервые в жизни автомат в руках держу, Анатолий Борисович, – сказал Дауге. – Попросил Быкова подучить меня.
– Я, между прочим, тоже по оружию не спец, – заметил Ермаков. – А вы, Владимир Сергеевич?
Юрковский усмехнулся.
– Чему здесь учиться? Взвел, нажал на курок и дуй, пока в магазине патроны есть.
– Гм… А вы, Михаил Антонович?
– Я… так сказать, присматриваюсь.
– Продолжайте, пожалуйста, Алексей Петрович, я тоже посмотрю.
Ермаков придвинул стул и уселся. Да, здесь было на что посмотреть. Робкий и застенчивый водитель преобразился. Исчезла неуверенность, исчез страх «сделать что-нибудь не то». Ловкие пальцы быстрыми и точными движениями вкладывали, соединяли, закрепляли, и разбросанные по столу причудливые кусочки металла словно сами собой становились на свои места, превращаясь в грозное оружие. Ермаков невольно залюбовался Быковым, как тогда, когда они возвращались на почерневшем транспортере после испытания огнем. Водитель не глядел на то, что делали его руки. Крохотные серые глазки спокойно переходили с одного лица на другое, а пальцы действовали как самостоятельный, отдельно от человека существующий организм.
– Вот так и… вот так. – Быков щелкнул затвором и вскинул автомат к плечу. – Готово, стреляй по врагам рабочего класса…
– Дайте-ка мне, – неожиданно потребовал Юрковский.
Импровизированные занятия продолжались до обеда. Когда пришло время накрывать на стол, каждый член экипажа был уже способен собрать и разобрать автомат и устранить простейшие задержки.
– Нужно будет еще научиться обращаться с пистолетом и гранатой, – сказал Быков, вытирая ветошью руки.
– Займемся после ужина? – Дауге вопросительно взглянул на Ермакова.
Тот кивнул в знак согласия.
– Не понимаю, – немного раздраженно сказал Юрковский, критически разглядывая большое масляное пятно на рукаве новенькой шелковой рубашки. – Не понимаю, зачем это все нам нужно?
– Взять оружие приказал Краюхин, – насупясь, проговорил Быков. – Уж он-то, наверное, знает, что к чему.
– А вы сами как думаете?
