– Молчите? – сказал Арата. Он отодвинул от себя тарелку и смел рукавом рясы крошки со стола. – Когда-то у меня был друг, – сказал он. – Вы, наверное, слыхали – Вага Колесо. Мы начинали вместе. Потом он стал бандитом, ночным королем. Я не простил ему измены, и он знал это. Он много помогал мне – из страха и из корысти, – но так и не захотел никогда вернуться: у него были свои цели. Два года назад его люди выдали меня дону Рэбе… – Он посмотрел на свои пальцы и сжал их в кулак. – А сегодня утром я настиг его в Арканарском порту… В нашем деле не может быть друзей наполовину. Друг наполовину – это всегда наполовину враг. – Он поднялся и надвинул капюшон на глаза. – Золото на прежнем месте, дон Румата?
– Да, – сказал Румата медленно, – на прежнем.
– Тогда я пойду. Благодарю вас, дон Румата.
Он неслышно прошел по кабинету и скрылся за дверью. Внизу в прихожей слабо лязгнул засов.
Вот и еще одна забота, подумал Румата. Как же он все-таки проник в дом?..
Глава десятая
В Пьяной Берлоге было сравнительно чисто, пол тщательно подметен, стол выскоблен добела, в углах для благовония лежали охапки лесных трав и лапника. Отец Кабани чинно сидел в углу на лавочке, трезвый и тихий, сложив мытые руки на коленях. В ожидании, пока Будах заснет, говорили о пустяках. Будах, сидевший за столом возле Руматы, с благосклонной улыбкой слушал легкомысленную болтовню благородных донов и время от времени сильно вздрагивал, задремывая. Впалые щеки его горели от лошадиной дозы тетралюминала, незаметно подмешанной ему в питье. Старик был очень возбужден и засыпал трудно. Нетерпеливый дон Гуг сгибал и разгибал под столом верблюжью подкову, сохраняя, однако, на лице выражение веселой непринужденности. Румата крошил хлеб и с усталым интересом следил, как дон Кондор медленно наливается желчью: Хранитель больших печатей нервничал, опаздывая на чрезвычайное ночное заседание Конференции двенадцати негоциантов, посвященное перевороту в Арканаре, на котором ему надлежало председательствовать.
– Мои благородные друзья! – звучно сказал, наконец, доктор Будах, встал и упал на Румату.
Румата бережно обнял его за плечи.
– Готов? – спросил дон Кондор.
– До утра не проснется, – сказал Румата, поднял Будаха на руки и отнес на ложе отца Кабани.
Отец Кабани проговорил с завистью:
– Доктору, значит, можно закладывать, а отцу Кабани, значит, нельзя, вредно. Нехорошо получается!
– У меня четверть часа, – сказал дон Кондор по-русски.
– Мне хватит и пяти минут, – ответил Румата, с трудом сдерживая раздражение. – И я так много говорил вам об этом раньше, что хватит и минуты. В полном соответствии с базисной теорией феодализма, – он яростно поглядел прямо в глаза дону Кондору, – это самое заурядное выступление горожан против баронства, – он перевел взгляд на дона Гуга, – вылилось в провокационную интригу Святого Ордена и привело к превращению Арканара в базу феодально-фашистской агрессии. Мы здесь ломаем головы, тщетно пытаясь втиснуть сложную, противоречивую, загадочную фигуру орла нашего дона Рэбы в один ряд с Ришелье, Неккером, Токугавой Иэясу, Монком, а он оказался мелким хулиганом и дураком! Он предал и продал все, что мог, запутался в собственных затеях, насмерть струсил и кинулся спасаться к Святому Ордену. Через полгода его зарежут, а Орден останется. Последствия этого для Запроливья, а затем и для всей Империи я просто боюсь себе представить. Во всяком случае, вся двадцатилетняя работа в пределах Империи пошла насмарку. Под Святым Орденом не развернешься. Вероятно, Будах – это последний человек, которого я спасаю. Больше спасать будет некого. Я кончил.
Дон Гуг сломал, наконец, подкову и швырнул половинки в угол.
– Да, проморгали, – сказал он. – А может быть, это не так уж страшно, Антон?
Румата только посмотрел на него.
– Тебе надо было убрать дона Рэбу, – сказал вдруг дон Кондор.
– То есть как это «убрать»?
На лице дона Кондора вспыхнули красные пятна.
– Физически! – резко сказал он.
Румата сел.
– То есть убить?
– Да. Да! Да!!! Убить! Похитить! Сместить! Заточить! Надо было действовать. Не советоваться с двумя дураками, которые ни черта не понимали в том, что происходит.
– Я тоже ни черта не понимал.
– Ты по крайней мере чувствовал.
Все помолчали.
– Что-нибудь вроде Барканской резни? – вполголоса осведомился дон Кондор, глядя в сторону.
– Да, примерно. Но более организованно.
Дон Кондор покусал губу.
– Теперь его убирать уже поздно? – сказал он.
– Бессмысленно, – сказал Румата. – Во-первых, его уберут без нас, а во-вторых, это вообще не нужно. Он по крайней мере у меня в руках.
– Каким образом?
– Он меня боится. Он догадывается, что за мною сила. Он уже даже предлагал сотрудничество.
– Да? – проворчал дон Кондор. – Тогда не имеет смысла.
Дон Гуг сказал, чуть заикаясь:
– Вы что, товарищи, серьезно все это?
– Что именно? – спросил дон Кондор.
– Ну все это… Убить, физически убрать… Вы что, с ума сошли?
– Благородный дон поражен в пятку, – тихонько сказал Румата.
Дон Кондор медленно отчеканил:
– При чрезвычайных обстоятельствах действенны только чрезвычайные меры.
Дон Гуг, шевеля губами, переводил взгляд с одного на другого.
– В-вы… Вы знаете, до чего так докатитесь? – проговорил он. – В-вы понимаете, до чего вы так докатитесь, а?
– Успокойся, пожалуйста, – сказал дон Кондор. – Ничего не случится. И хватит пока об этом. Что будем делать с Орденом? Я предлагаю блокаду Арканарской области. Ваше мнение, товарищи? И побыстрее, я тороплюсь.
– У меня никакого мнения еще нет, – возразил Румата. – А у Пашки тем более. Надо посоветоваться с Базой. Надо оглядеться. А через неделю встретимся и решим.
– Согласен, – сказал дон Кондор и встал. – Пошли.
Румата взвалил Будаха на плечо и вышел из избы. Дон Кондор светил ему фонариком. Они подошли к вертолету, и Румата уложил Будаха на заднее сиденье. Дон Кондор, гремя мечом и путаясь в плаще, забрался в водительское кресло.
– Вы не подбросите меня до дому? – спросил Румата. – Я хочу, наконец, выспаться.
– Подброшу, – буркнул дон Кондор. – Только быстрее, пожалуйста.
– Я сейчас вернусь, – сказал Румата и побежал в избу.
Дон Гуг все еще сидел за столом и, уставясь перед собой, тер подбородок. Отец Кабани стоял рядом с ним и говорил:
– Так оно всегда и получается, дружок. Стараешься, как лучше, а получается хуже…
