– Где ты его взял?
– На рынке.
Я поднял окуня за хвост.
– А чего ты хочешь? Обыкновенная снулая рыбка.
– Дубина, – сказал Витька. – Вода-то живая…
– А-а, – сказал я и стал соображать, что бы ему посоветовать. Механизм действия живой воды я представлял себе крайне смутно. В основном по сказке об Иване-царевиче и Сером Волке.
Джинн в бутыли двигался и время от времени принимался протирать ладошкой стекло, запыленное снаружи.
– Протер бы бутыль, – сказал я, ничего не придумав.
– Что?
– Пыль с бутылки сотри. Скучно же ему там.
– Черт с ним, пусть скучает, – рассеянно сказал Витька. Он снова засунул руку в диван и снова провернул там что-то. Окунь ожил.
– Видал? – сказал Витька. – Когда даю максимальное напряжение – все в порядке.
– Экземпляр неудачный, – сказал я наугад.
Витька вынул руку из дивана и уставился на меня.
– Экземпляр… – сказал он. – Неудачный… – Глаза у него стали как у дубля. – Экземпляр экземпляру люпус эст…
[14]
– Потом он, наверное, мороженый, – сказал я, осмелев.
Витька меня не слушал.
– Где бы рыбу взять? – сказал он, озираясь и хлопая себя по карманам. – Рыбочку бы…
– Зачем? – спросил я.
– Верно, – сказал Витька. – Зачем? Раз нет другой рыбы, – рассудительно произнес он, – почему бы не взять другую воду? Верно?
– Э, нет, – возразил я. – Так не пойдет.
– А как? – жадно спросил Витька.
– Выметайся отсюда, – сказал я. – Покинь помещение.
– Куда?
– Куда хочешь.
Он перелез через диван и сгреб меня за грудки.
– Ты меня слушай, понял? – сказал он угрожающе. – На свете нет ничего одинакового. Все распределяется по гауссиане. Вода воде рознь… Этот старый дурак не сообразил, что существует дисперсия свойств…
– Эй, милый, – позвал я его. – Новый год скоро! Не увлекайся так.
Он отпустил меня и засуетился:
– Куда же я его дел?.. Вот лапоть!.. Куда я его сунул?.. А, вот он…
Он бросился к стулу, на котором торчком стоял умклайдет. Тот самый. Я отскочил к двери и сказал умоляюще:
– Опомнись! Двенадцатый же час! Тебя же ждут! Верочка ждет!
– Не, – отвечал он. – Я им туда дубля послал. Хороший дубль, развесистый… Дурак дураком. Анекдоты, стойку делает, танцует, как вол…
Он крутил в руках умклайдет, что-то прикидывая, примериваясь, прищуря один глаз.
– Выметайся, говорят тебе! – заорал я в отчаянии.
Витька коротко глянул на меня, и я присел. Шутки кончились. Витька находился в том состоянии, когда увлеченные работой маги превращают окружающих в пауков, мокриц, ящериц и других тихих животных. Я сел на корточки рядом с джинном и стал смотреть.
Витька замер в классической позе для материального заклинания (позиция «мартихор»), над столом поднялся розовый пар, вверх-вниз запрыгали тени, похожие на летучих мышей, исчез «мерседес», исчезла бумага, и вдруг вся поверхность стола покрылась сосудами с прозрачными растворами. Витька, не глядя, сунул умклайдет на стул, схватил один из сосудов и стал его внимательно рассматривать. Было ясно, что теперь он отсюда никуда и никогда не уйдет. Он живо убрал с дивана ванну, одним прыжком подскочил к стеллажам и поволок к столу громоздкий медный аквавитометр. Я устроился было поудобнее и протер джинну окошечко для обозрения, но тут из коридора донеслись голоса, топот ног и хлопанье дверей. Я вскочил и кинулся вон из лаборатории.
Ощущение ночной пустоты и темного покоя огромного здания исчезло бесследно. В коридоре горели яркие лампы. Кто-то сломя голову мчался по лестнице, кто-то кричал: «Валька! Напряжение упало! Сбегай в аккумуляторную!», кто-то вытряхивал на лестничной площадке шубу, и мокрый снег летел во все стороны. Навстречу мне с задумчивым лицом быстро шел изящно изогнутый Жиан Жиакомо, за ним с его огромным портфелем под мышкой и с его тростью в зубах семенил гном. Мы раскланялись. От великого престидижитатора пахло хорошим вином и французскими благовониями. Остановить его я не посмел, и он прошел сквозь запертую дверь в свой кабинет. Гном просунул ему вслед портфель и трость, а сам нырнул в батарею парового отопления.
– Какого дьявола? – вскричал я и побежал на лестницу.
Институт был битком набит сотрудниками. Казалось, их было даже больше, чем в будний день. В кабинетах и лабораториях вовсю горели огни, двери были распахнуты настежь. В институте стоял обычный деловой гул: треск разрядов, монотонные голоса, диктующие цифры и произносящие заклинания, дробный стук «мерседесов» и «рейнметаллов». И над всем этим раскатистый и победительный рык Федора Симеоновича: «Эт’ хорошо, эт’ здо-о-рово! Вы молодец, голубчик! Но к-какой дурак выключил г-генератор?» Меня саданули в спину твердым углом, и я ухватился за перила. Я рассвирепел. Это были Володя Почкин и Эдик Амперян, они тащили на свой этаж координатно-измерительную машину весом в полтонны.
– А, Саша, – приветливо сказал Эдик. – Здравствуй, Саша.
– Сашка, посторонись с дороги! – крикнул Володя Почкин, пятясь задом. – Заноси, заноси!..
Я схватил его за ворот:
– Ты почему в институте? Ты как сюда попал?
– Через дверь, через дверь, пусти… – сказал Володя. – Эдька, еще правее! Ты видишь, что не проходит?
Я отпустил его и бросился в вестибюль. Я был охвачен административным негодованием. «Я вам покажу, – бормотал я, прыгая через четыре ступеньки. – Я вам покажу бездельничать. Я вам покажу всех пускать без разбору!» Макродемоны Вход и Выход, вместо того чтобы заниматься делом, дрожа от азарта и лихорадочно фосфоресцируя, резались в рулетку. На моих глазах забывший свои обязанности Вход сорвал банк примерно в семьдесят миллиардов молекул у забывшего свои обязанности Выхода. Рулетку я узнал сразу. Это была моя рулетка. Я сам смастерил ее для одной вечеринки и держал за шкафом в электронном зале, и знал об этом один только Витька Корнеев. Заговор, решил я. Всех разнесу. А через вестибюль все шли и шли покрытые снегом, краснолицые веселые сотрудники.
– Ну и метет! Все уши забило…
– А ты тоже ушел?
– Да ну, скукотища… Напились все. Дай, думаю, пойду лучше поработаю. Оставил им дубля и ушел…
– Ты знаешь, танцую я с ней и чувствую, что обрастаю шерстью. Хватил водки – не помогает…
– А если пучок электронов? Масса большая? Ну тогда фотонов…
– Алексей, у тебя лазер свободный есть? Ну давай хоть газовый…
– Галка, как же это ты мужа оставила?
