– Роботы какие-то, – с тоской сказал Витька. – Кратеры… При чем здесь кратеры?
– Может быть, Янус читает фантастику? – предположил я.
– Вслух? Попугаю?
– Н-да…
– Венера, – сказал Витька, обращаясь к попугаю.
– Р-роковая стр-расть, – сказал попугай. Он задумался и пояснил: – Р-разбился. Зр-ря.
Роман поднялся и стал ходить по лаборатории. Эдик лег щекой на стол и закрыл глаза.
– А как он здесь появился? – спросил я.
– Как вчера, – сказал Роман. – Из лаборатории Януса.
– Вы это сами видели?
– Угу.
– Я одного не понимаю, – сказал я. – Он умирал или не умирал?
– А мы откуда знаем? – сказал Роман. – Я не ветеринар. А Витька не орнитолог. И вообще это, может быть, не попугай.
– А что?
– А я откуда знаю?
– Это может быть сложная наведенная галлюцинация, – сказал Эдик, не открывая глаз.
– Кем наведенная?
– Вот об этом я сейчас и думаю, – сказал Эдик.
Я надавил пальцем на глаз и посмотрел на попугая. Попугай раздвоился.
– Он раздваивается, – сказал я. – Это не галлюцинация.
– Я сказал: сложная галлюцинация, – напомнил Эдик.
Я надавил на оба глаза. Я временно ослеп.
– Вот что, – сказал Корнеев. – Я заявляю, что мы имеем дело с нарушением причинно-следственного закона. Поэтому выход один – все это галлюцинация, а нам нужно встать, построиться и с песнями идти к психиатру. Становись!
– Не пойду, – сказал Эдик. – У меня есть еще одна идея.
– Какая?
– Не скажу.
– Почему?
– Побьете.
– Мы тебя и так побьем.
– Бейте.
– Нет у тебя никакой идеи, – сказал Витька. – Это все тебе кажется. Айда к психиатру.
Дверь скрипнула, и в лабораторию из коридора вошел Янус Полуэктович.
– Так, – сказал он. – Здравствуйте.
Мы встали. Он обошел нас и по очереди пожал каждому руку.
– Фотончик опять здесь? – сказал он, увидя попугая. – Он вам не мешает, Роман Петрович?
– Мешает? – сказал Роман. – Мне? Почему он мешает? Он не мешает. Наоборот…
– Ну, все-таки каждый день… – начал Янус Полуэктович и вдруг осекся. – О чем это мы с вами вчера беседовали? – спросил он, потирая лоб.
– Вчера вы были в Москве, – сказал Роман с покорностью в голосе.
– Ах… да-да. Ну хорошо. Фотончик! Иди сюда!
Попугай, вспорхнув, сел Янусу на плечо и сказал ему на ухо:
– Пр-росо, пр-росо! Сахар-рок!
Янус Полуэктович нежно заулыбался и ушел в свою лабораторию. Мы обалдело посмотрели друг на друга.
– Пошли отсюда, – сказал Роман.
– К психиатру! К психиатру! – зловеще бормотал Корнеев, пока мы шли по коридору к нему на диван. – В кратер Ричи. Др-рамба! Сахар-рок!
Глава пятая
Фактов всегда достаточно – не хватает фантазии.
Д. Блохинцев
Витька составил на пол контейнеры с живой водой, мы повалились на диван-транслятор и закурили. Через некоторое время Роман спросил:
– Витька, а ты диван выключил?
– Да.
– Что-то мне в голову ерунда какая-то лезет.
– Выключил и заблокировал, – сказал Витька.
– Нет, ребята, – сказал Эдик, – а почему все-таки не галлюцинация?
– Кто говорит, что не галлюцинация? – спросил Витька. – Я же предлагаю – к психиатру.
– Когда я ухаживал за Майкой, – сказал Эдик, – я наводил такие галлюцинации, что самому страшно становилось.
– Зачем? – спросил Витька.
Эдик подумал.
– Не знаю, – сказал он. – Наверное, от восторга.
– Я спрашиваю: зачем кому-то наводить на нас галлюцинации? – сказал Витька. – И потом, мы же не Майка. Мы, слава богу, магистры. Кто нас может одолеть? Ну, Янус. Ну, Киврин, Хунта. Может быть, Жиакомо еще.
– Вот Саша у нас слабоват, – извиняющимся тоном сказал Эдик.
– Ну и что? – спросил я. – Мне, что ли, одному мерещится?
– Вообще-то это можно было бы проверить, – задумчиво сказал Витька. – Если Сашку… того… этого…
– Но-но, – сказал я. – Вы мне это прекратите. Других способов нет, что ли? Надавите на глаз. Или дайте диктофон постороннему человеку. Пусть прослушает и скажет, есть там запись или нет.
Магистры жалостливо улыбнулись.
– Хороший ты программист, Саша, – сказал Эдик.
– Салака, – сказал Корнеев. – Личинка.
– Да, Сашенька, – вздохнул Роман. – Ты даже представить себе не можешь, я вижу, что такое настоящая, подробная, тщательно наведенная галлюцинация.
На лицах магистров появилось мечтательное выражение – видимо, их осенили сладкие воспоминания. Я смотрел на них с завистью. Они улыбались. Они жмурились. Они подмигивали кому-то. Потом Эдик вдруг сказал:
– Всю зиму у нее цвели орхидеи. Они пахли самым лучшим запахом, какой я только мог выдумать…
Витька очнулся.
– Берклеанцы, – сказал он. – Солипсисты немытые. «Как ужасно мое представленье!»
– Да, – сказал Роман. – Галлюцинации – это не предмет для обсуждения. Слишком простодушно. Мы не дети и не бабки. Не хочу быть агностиком. Какая там у тебя была идея, Эдик?
– У меня?.. Ах да, была. Тоже, в общем-то, примитив. Матрикаты.
– Гм, – сказал Роман с сомнением.
– А как это? – спросил я.
Эдик неохотно объяснил, что кроме известных мне дублей существуют еще матрикаты – точные, абсолютные копии предметов или существ. В отличие от дублей матрикат совпадает с оригиналом с точностью до атомной структуры. Различить их обычными методами невозможно. Нужны специальные установки, и вообще это очень сложная и трудоемкая работа. В свое время Бальзамо получил магистра-академика за доказательство матрикатной природы Филиппа Бурбона, известного в народе под прозвищем «Железная Маска». Этот матрикат Людовика Четырнадцатого был создан в тайных лабораториях иезуитов с целью захватить французский престол. В наше время матрикаты изготавливаются методом биостереографии а-ля Ришар Сэгюр.
Я не знал тогда, кто такой Ришар Сэгюр, но я сразу сказал, что идея о матрикатах может объяснить только необычайное сходство попугаев. И все. Например, остается по-прежнему непонятным, куда исчез вчерашний дохлый попугай.
– Да, это так, – сказал Эдик. – Я и не настаиваю. Тем более что Янус не имеет никакого отношения к биостереографии.
