Но отступление логиновского Т-28АМ было вызвано вовсе не сверхъестественными причинами. Просто Анатолия вызвал по радио сержант Павликов:
– Товарищ старший лейтенант, как скоро мы можем рассчитывать на поддержку танка? – спросил он спокойно.
– Что у вас там, сержант? – недовольно поинтересовался Логинов. – Что еще стряслось?
– Ничего особенного, – голос в наушниках был спокоен, хотя и несколько напряжен. – Лейтенант Ланцов выбыл из строя по ранению, лейтенант Прохоров погиб, лейтенанта Менакера разорвало снарядом. У нас остались два БТР-5, один броневик и полвзвода мотострелков. Поляки ведут артиллерийский обстрел нашей обороны. Танкетки мы отогнали, но они снова могут пойти… – Павликов помолчал и повторил вопрос, с которого собственно и начал: – Товарищ старший лейтенант, как скоро мы можем рассчитывать на поддержку танка?
Толя Логинов мысленно обматерил своего слишком грамотного и чересчур вежливого подчиненного, затем коротко бросил в микрофон:
– Через восемь минут! – И тут же отдал команду: – Стой! Задним ходом идем к деревне. Пошел!
Появление танка на западной околице Червоных хаток было более чем своевременным: дела здесь обстояли далеко не лучшим образом. Несмотря на отчаянное сопротивление, рота понесла чувствительные потери. На правом фланге догорал БА-10 – одна из польских ручных гранат взорвалась прямо на крыше броневика. Броню она не пробила, но от сотрясения сорвался бензопровод с бака и внутрь машины хлынул поток, который тут же воспламенился. Механик-водитель и стрелок-радист сгорели заживо, а сильно обгоревшие командир и башнер еле-еле успели выскочить через башенный люк.
В центре поля замерли оба БТР-26. Вернее, замер один, а второй просто-таки разворотило прямыми попаданиями снарядов калибром не менее 75 мм. Лениво чадил БТР-5 – чадил и все никак не мог разгореться. Вторая потерянная «пятерка» лежала на боку, перевернутая близкими разрывами. Логинов заметил возле нее какое-то шевеление, пригляделся и одобрительно хмыкнул: экипаж уцелел и вместе с несколькими мотострелками сейчас оборудовал временную позицию под прикрытием брони.
Два БТР-5 благополучно вышли из зоны обстрела и спрятались в деревне. Там же нашел укрытие и единственный БА-10, экипаж которого загнал машину в здоровенный рубленый колхозный амбар. Среди красноармейцев не было заметно ни следа той свирепой паники, что столь быстро сгубила польский полк на другой стороне деревни, но Анатолий прекрасно понимал: долго так продолжаться не может.
Двенадцать «православных» пушек
[165] одиннадцатого конно-артиллерийского дивизиона били залпами побатарейно. Это были старенькие, но очень надежные орудия, а расчеты конной артиллерии по праву считались элитой польской армии. И они клали снаряды точно, квадрат за квадратом прочесывая окраину деревни, постепенно перенося огонь вглубь. Наверное, таким образом они бы методично повыбили всех красноармейцев, но…
Но тут единственный танк механизированной роты внес свою лепту в общее веселье. Он на полном ходу вылетел на поле и начал контрбатарейную борьбу. Правда, Анатолий понимал, что надолго его не хватит: в боекомплекте оставались лишь тридцать два снаряда, из которых пятнадцать были бронебойными и явно не подходили для боя «пушка против пушки».
Однако и того, что было, хватило с лихвой. Пятым выстрелом Т-28АМ угодил как раз под лафет орудия номер три первой батареи дивизиона. Старенькая трехдюймовка подскочила метра на четыре вверх, отчаянно взмахнула брусом лафета, словно пытаясь удержаться в воздухе, и со всего размаху обрушилась на свою товарку номер два, давя и калеча орудийную прислугу. От удара второе орудие развернулось почти на сто восемьдесят градусов и разрядилось аккурат в командный пункт батареи. Когда рассеялся дым, то, что осталось от КП, больше всего напоминало гуляш по-венгерски с паприкой – красное мясное крошево. Первая батарея была приведена к молчанию.
Две оставшиеся батареи открыли ураганный огонь по новому грозному противнику. И это принесло результат: сразу два снаряда ударили в ходовую часть слева. Эффект был таким, словно могучего бойца изо всех сил двинули по уху. Обухом топора. Лопнула гусеница, а ведущее зубчатое колесо треснуло и медленно распалось пополам. Танк встал.
Но это еще не означало, что бой кончился. Логинов, отчаянно матерясь, заменил раненого наводчика и теперь рывками доворачивал башню, ловя в прицел пушки третьей батареи. Гулко ахнули два осколочных восьмидесятипятимиллиметровых гостинца, и уцелевшие из расчетов польских орудий попрятались в ровики, спасаясь от ливня осколков.
У второй батареи в этот самый момент организовались собственные проблемы. Сержант Павликов решил не дожидаться результатов дуэли танк – артиллерийский дивизион в роли стороннего наблюдателя. Его БА-10 вылетел из амбара, словно выброшенный катапультой, и помчался, петляя точно бешеный заяц, к позициям польской артиллерии. Одновременно загрохотали ДШК и таубинский гранатомет, и пушкарям Войска Польского резко стало не до стрельбы. Им стало вообще не до чего – уцелеть бы…
Отчаянной атакой роктитнянских шеволежеров проклятый красный броневик удалось отогнать от артиллерийских позиций. Но с танком жолнежы ничего сделать не могли. Казалось, у окаянной большевистской машины вообще нет мертвых зон, и подобраться к нему на расстояние броска связки гранат просто невозможно. А никакими другими средствами это бронированное чудовище было не взять. Гжмот-Скотницкий убедился в этом лишний раз, проклиная на все лады краснопузых негодяев, которые только что короткой очередью кормового башенного пулемета положили группку отчаянных храбрецов, пытавшихся забросать неуязвимого монстра бутылками с бензином. Им почти удалось, матка бозка, почти, но в последний момент сухо треснула очередь, и добровольцы-шеволежеры закувыркались по полю, точно подбитые зайцы. Бензин из разбитых бутылок вспыхнул, охватив героических польских бойцов пламенем, они дико заорали, а мерзавцы-коммунисты даже и не подумали прекратить мучения несчастных. Должно быть, они наслаждались в своей бронированной крепости, лишившейся подвижности, но от того не ставшей менее опасной.
– Гжесь. – Адъютант генерала бригады поднял голову. – Немедленно свяжитесь с авиаторами. Пусть пришлют самолеты, – Гжмот-Скотницкий стиснул кулаки, – и похоронят эту красную сволочь! Немедленно, ясно вам?!
– Связь с авиацией давай! – орал Логинов в микрофон. – Связь! Мы одни не продержимся! Пусть пришлют самолеты и закопают этих ляхов на х…!
Он стащил с головы танкошлем, вытер потное лицо и поморщился. Даже под броней было слышно, как орут эти уроды, что заживо жарятся метрах в пятидесяти от его танка. Добить бы их, да патронов осталось с гулькин хрен. «Хотя у Гульки хрена сейчас и нет, – подумал Толя, вспомнив смешливую медсестру-татарочку, Гулю Сюняеву, на которую он имел вполне определенные виды. – Ее хрен сейчас в подбитом танке сидит. А если так и дальше пойдет, то сгорит в нем на хрен! И хрена у нее точно не будет…»
