— Наверное, я не права, что затащила тебя в эту глушь. — Джемма повела плечами, как будто ей вдруг стало холодно. — Я как-то не учла, что тут нет для тебя подходящей компании. Хотя эта Юля довольно мила, вот только она сильно тебя старше.
— Она какая-то несчастная, — сообщила Вероника. — Я просто уверена, что у нее случилось что-то плохое. Я даже видела, как она плачет. Мне кажется, что ей тут так же одиноко, как и нам с тобой. Но если ты не хочешь, я больше не буду к ней ходить. Мне, конечно, интересна судьба Жужи, но ничего, я обойдусь и без этой собаки.
Джемма снова улыбнулась, правда, немного рассеянно, как будто продолжала думать свои думы, то ли очень важные, то ли неприятные.
— Ты можешь общаться с ней столько, сколько пожелаешь. И собаку свою ненаглядную проведывать тоже. Я не против. Ниточка, скажи, а вот этот Виктор… Он тебе нравится?
Вероника даже засмеялась от облегчения. Так вот в чем дело! Мама просто заметила, как парень за ней ухлестывает, и ей это не понравилось, потому что она мечтает о достойном муже для своей дочери. А тут какой-то деревенский прохвост.
— Ну ма-ам! Ну, как он мне может нравиться? Обычный парень, липучий и противный. Считает себя красавцем с роскошной фигурой, и вообще у него самооценка завышенная. Я тебя уверяю, мамочка, тебе переживать совершенно не из-за чего.
— Возможно, возможно, — немного нервно сказала Джемма и все-таки прошла в дом, чтобы поставить кучу посуды, которую держала в руках. — Давай помоги мне, составь все в посудомоечную машину. А скажи мне, он сам отсюда, местный?
— Он сказал, что нет. Живет в Москве, собирается поступать в институт, сюда приехал, чтобы подготовиться в тишине и на свежем воздухе. Думал, тут есть пансионат, тот, на месте которого наши коттеджи стоят. Приехал, а никакого пансионата нет. Снял комнату у женщины, которая нам дом убирает. Вот и все, что я знаю.
— О, он живет в доме у Прокопьевны! — От этого известия Джемма даже взбодрилась немного. — Пожалуй, когда она завтра придет, я у нее спрошу.
— Мамочка, да зачем он тебе сдался? — рассмеялась Вероника. — Он меня вот ни капельки не интересует. И никакой угрозы он не представляет, честное слово.
— А кто его родители?
— Мама! — В голосе Вероники начали проскальзывать нотки раздражения. Излишней опеки она не терпела. — Да откуда я знаю, кто его родители? Мне даже в голову не пришло этим интересоваться.
— Все-таки странно, что он здесь появился, — задумчиво сказала Джемма. Она стояла, опершись спиной о подоконник, и курила тонкую сигаретку, наблюдая, как дочь проворно споласкивает тарелки и загружает их в посудомоечную машину. — И эта Юлия… Почему она купила именно этот дом, а, скажем, не тот, что напротив?
— Такой заколоченный и нежилой? — спросила Вероника. — Наверное, потому, что тот не продавался, а этот продавался. Да и вообще, в том, напротив, похоже, сто лет никто не жил, а этот обжитой. Приезжай и живи. И вообще, почему ты спрашиваешь?
— Да нипочему. — Джемма стряхнула столбик серого пепла, решительно затушила сигарету в пепельнице, сделанной из красивой морской раковины, которую они привезли с собой из Италии. Дому в Сазонове она придавала некоторую экзотическую утонченность. — Просто странно все это. В этой деревне жизнь — как застойная вода в болоте, но стоило нам приехать, как тут появляются чужие люди, а местные жители, наоборот, торопятся отсюда уехать, причем так быстро, что это похоже на бегство.
— Да мы-то тут при чем? — удивилась Вероника. — Мама, я никогда не замечала за тобой мании преследования. Если хочешь, давай поедем в Москву, к папе. Или вообще вернемся домой. Нас же тут ничто не держит!
— Это точно! — Неожиданно развеселившись, Джемма подошла и поцеловала дочь в нос. — Нас тут ничего не держит, и мы можем уехать, но пока не уедем. В конце концов, у нас российский отпуск, маленькое летнее приключение. А то в последние годы я как-то скучно жила, честное слово! Но от этого Виктора держись, пожалуйста, подальше. Хорошо?
— Обещаю! — горячо заверила ее Вероника.
Ночью она проснулась от тихих шагов внизу. Кто-то спускался по лестнице со второго этажа, где располагались спальни, на первый. Предательски скрипнула одна из ступенек, которую Вероника про себя называла певуньей. Ступенька всегда «пела», когда на нее наступали, и каждый раз по-разному. Сейчас она издала печальный, заунывный даже звук, от которого у Вероники дрогнуло что-то внутри. Кажется, сердце.
Она вскочила с кровати и подбежала к открытому окну. Оно выходило на реку, молчаливую и отчего-то особенно величавую ночью. Быстро, но тихо катились ее волны, унося с собой человеческие печали, тайны и страдания. Проч-ч-чь, проч-ч-ч-чь… Кроме реки и пустынного пляжа, сейчас еще была видна часть лужайки перед домом и беседка, в которой они ужинали. И то и другое было совершенно пустынно.
Из окна Вероникиной комнаты не было видно забора, но вечерний воздух служил прекрасным проводником звуков, поэтому она расслышал легкий скрип калитки. Она выскочила из комнаты, как была, босая и в легкой пижамке — коротких шортиках и маечке на бретельках — убедилась, что дверь в материнскую спальню приоткрыта, распахнула ее пошире. Джеммы в комнате не было.
На всякий случай Вероника проверила ванную комнату, затем спустилась вниз, в кухню-столовую, убедилась, что они пусты, толкнула входную дверь, которая оказалась не заперта. Зачем мама ночью вышла из дома, куда она отправилась, если скрип калитки не был плодом разгулявшейся фантазии?
Вероника сбежала с крыльца, ночная роса приятно холодила ноги, коротко стриженная трава слегка колола босые пятки. Она добежала до калитки, засов на которой действительно оказался открытым, выглянула на проселок, просыпанный мелкой галькой, чтобы не создавалось луж и хорошо уходила вода. Увидела уходящую вдаль мать, которая уже миновала шлагбаум и решительно, хотя и неторопливо шагала по деревенской улице. По песку, а не по гальке. Господи, куда она идет? Зачем?!
Почему-то чисто интуитивно Вероника не стала окликать маму, а тихонько пошла следом. Идти босой по гальке было неудобно, но вскоре она ступила на песчаную дорожку, мягкую, днем нагретую солнцем, а сейчас прохладную. Мама впереди остановилась у дома Юлии, и Вероника шмыгнула на обочину, под свисающие ветви яблони, растущей за крайним к коттеджному поселку забором. Владельца этого участка Юлия называла Николаем Дмитриевичем и рассказывала, что он очень хороший человек. Мама разглядывала окна Юлиного дома. Вероника терялась в догадках, зачем ей это нужно. Впрочем, продолжалось это недолго. Мама повернулась и перешла дорогу наискосок. Теперь она смотрела на заколоченный, пустой, с Вероникиной точки зрения, очень страшный дом, в котором никто не жил. Но и здесь Джемма не задержалась надолго, снова пересекла дорогу и теперь заглядывала через забор во двор, в котором жила ее домработница Ольга Прокопьевна и снимал комнату поклонник Вероники Виктор.
Послышался какой-то странный то ли шорох, то ли скрип. Вероника увидела, что мама сделала то же самое, что и она сама несколькими минутами раньше, — шагнула в тень ветвей дерева, растущего на участке Прокопьевны, практически слившись с забором. Теперь ее было не видно с улицы.
