Калитка была закрыта на щеколду, Вероника и покричала, и постучала, да все без толку, лишь залаяла по ту сторону Жужа, словно прогоняя чужаков. Впрочем, женщин это не смутило. Улыбаясь, Джемма просунула руку в щель забора, поддела щеколду и отворила калитку, как будто проделывала это уже тысячу раз, если не больше.
— Ну да, я всегда так домой попадала, — улыбнулась она в ответ на невысказанный вопрос дочери.
Шли они и в гости, и не в гости, еще с вечера договорившись с Юлей, что та пустит Джемму в дом, где когда-то провела детство и юность оставшаяся без родителей девочка Женя. Побродить по комнатам, вспомнить бабушку и деда, подняться на чердак, так много лет хранивший ее дневник, а вместе с ним и все скрытые в нем тайны. Немногое изменилось в старом доме после ее отъезда, точнее, если называть вещи своими именами, бегства. И пусть говорят, что невозможно вернуться в прошлое, но Джемма все-таки хотела попробовать. Тихую грусть испытывала она — и больше ничего.
Дверь в дом была заперта изнутри, и на стук никто не открывал. Вероника внезапно встревожилась оттого, что им никто не отвечает, обежала дом, задрала голову к настежь открытым воротам сарая, к которым снаружи была приставлена старая деревянная лестница, хлипкая и ненадежная на вид.
— Пусти, — с усмешкой сказала Джемма. — Ты ни за что не залезешь, давай я, хотя должна тебе заметить, что вламываться в чужой дом некрасиво и вообще нарушение закона.
— А вдруг с ними что-то случилось! — с мольбой в голосе воскликнула Вероника. — Вдруг их тоже убили!
— Не говори глупости! — отрезала Джемма, которой невольно передалась тревога дочери.
— У тебя голова закружится, я залезу! — Девушка стащила с ног щегольские шлепки, отделанные мехом норки по последней европейской моде, которую она сама находила довольно глупой, но все же ей следовала, и встала босыми ступнями на деревянную перекладину. Та с утра еще не нагрелась на солнце и приятно холодила ноги.
— Заноз не насажай! — предупредила Джемма. — Вытаскивать их из пяток — очень сомнительное удовольствие.
Вероника начала ловко взбираться по лестнице, чередуя руки и ноги, как будто ее этому кто-то учил или она все детство только и делала, что лазала по чердакам. Через несколько мгновений голова ее поднялась над последней ступенькой ровно настолько, чтобы увидеть происходящее на хозяйственном дворе.
— Ой! — воскликнула девушка и пошатнулась, теряя равновесие, но все-таки не упала.
— Что там? — испуганно спросила снизу Джемма. — Держись! Тебе помочь?
— Да не надо мне помогать, — сердито отозвалась Вероника и, вся пунцовая от смущения, начала быстро спускаться вниз. К тому моменту, как она коснулась земли, в воротах показалось тоже красное, но в то же время счастливое лицо Юли.
Одного брошенного на него взгляда Джемме хватило, чтобы понять, что именно увидела ее дочь, и она засмеялась, то ли от смущения, то ли от радости. Юля ей нравилась, и ее муж нравился тоже, и что бы ни происходило между этими двумя людьми, они определенно заслуживали счастья, которое, похоже, все-таки нашло к ним дорогу через непонимание и обиды. Так и должно быть, если любишь по-настоящему!
— Мы просим прощения! — крикнула Юля. — Доброе утро, Джемма, Вероника, вы располагайтесь в беседке, я сейчас спущусь, приведу себя в порядок, вскипячу чайник, будем завтракать!
— Да мы вроде уже позавтракали.
— Тогда я запущу вас в дом, вы можете пробыть в нем где хотите и сколько хотите. Сейчас я открою, минуточку.
Мать и дочь снова обошли дом и вернулись к входной двери, за которой щелкнул засов. Юля, взлохмаченная, с застрявшей в волосах соломой, смущенная и от этого еще более милая, чем обычно, запустила их внутрь и скрылась в глубине, чтобы привести себя в порядок.
— Мы на чердак пока поднимемся, чтобы вам не мешать! — крикнула ей Джемма.
Мать и дочь поднялись на второй этаж по скрипучей лестнице.
— А я до сих пор помню, на какой лад скрипит каждая из них, — сказала Джемма. — Так чудно!
На чердаке стоял полумрак, потому что маленькое окно не впускало вдоволь света, и Джемма машинально протянула руку, щелкнула выключателем на стене и снова засмеялась оттого, что ее не подвела мышечная память. А ведь казалось, она так давно отсюда уехала, и новая счастливая жизнь так прочно стирала все воспоминания из прошлого, накладывая на них новые, а вот гляди ж ты!
На чердаке они провели минут сорок, разбирая старые вещи, предназначения многих из которых Вероника не понимала. Джемма показала ей, что такое прялка и веретено, рассказала, как ее бабушка долгими зимними вечерами садилась к окну прясть и маленькой Жене нравилось смотреть, как бежит между старческими узловатыми пальцами тугая, немного колючая нитка.
Старые ее игрушки тоже были здесь, в большом сундуке с тяжелой кованой крышкой. Кукла с оторванной ногой, плюшевый мишка с одним стеклянным глазом, калейдоскоп, в котором все так же складывался узор из разноцветных стеклышек, если его повертеть. Джемма повертела, думая, что жизнь устроена точно так же, как эта детская игрушка, и Вероника повертела тоже.
С чердака они спустились притихшие, видимо, оттого, что обеих настигало прошлое, для Вероники совсем неизведанное, но все-таки общее. Их семья, их род жил здесь, оставляя о себе память в виде старых, сейчас уже почти неиспользуемых предметов. Джемма машинально теребила висящий на груди кулон, сделанный из маленького колечка с голубым камушком. Память о маме, единственное, что она взяла с собой в новую жизнь.
Асмоловы уже позавтракали и ждали их в беседке. Юля рисовала, видимо, выполняя рабочее задание, Олег уткнулся в планшет и что-то искал в Интернете.
— Спасибо, — сказала Джемма, глаза которой блестели от непролитых слез. — Мне это было очень важно, правда!
— Ой, да вы приходите когда хотите! — ответила Юлька, поспешно вскакивая. — Хотите, я вам ключи от дома оставлю, мы же, наверное, в город скоро уедем. — Она стыдливо потупилась. — Вместе. Только на выходные сможем приезжать.
— Да и мы, наверное, скоро уедем, — отозвалась Джемма. — Джованни, мой муж, заканчивает свои дела в Москве, Веронике надо готовиться к занятиям в университете, да и море нас совсем заждалось. Мне надо было приехать сюда, чтобы понять, что мое прошлое живет здесь, это да, и так будет всегда, но моя настоящая жизнь — в Италии, рядом с мужем и дочерью, в нашем доме в Портофино. Все изменилось, и я изменилась, и действительно, ни в одну реку нельзя войти дважды. Да и не надо. А вы приезжайте к нам в гости в Италию. Я серьезно! Мы всегда будем вам рады.
— Спасибо, — сказала Юля вежливо. — Я всегда мечтала побывать в Италии. А Портофино… Это же из «Укрощения строптивого»?.. Вот просто какая-то другая жизнь! Как бывает только в кино.
— И все-таки неужели это Виктор убил Игоря Петровича? — подала голос Вероника. — Он, конечно, ужасно липкий и неприятный парень, но все-таки не производил впечатления человека, способного на убийство. Так, на мелкую пакость…
