— Очень хорошо. Наши рабы говорить вам, что делать.
Шах поднял руку, давая знак глашатаю: конец аудиенции.
— Вы повиноваться. Мы миловать.
Когда Артур шагнул к царю царей, лицо его могло поспорить с лицом мертвого Кейрина — неподвижностью и восковым оттенком кожи. Складывалось впечатление, что Артур умер этой ночью. Он даже не хромал, хотя после знакомства с трезубцем брамайна припадал на левую ногу весь путь от посольства до дворца.
«Доктор! — воззвал Гюнтер. Пальцы уже ощущали гладкую поверхность раковины. Инструмент мерцал в такт нервному возбуждению: проявлялся, исчезал. — Остановите его!»
«Уберите раковину! Немедленно!»
«Это же маньяк! Малолетний садист!»
«Во дворце запрет на колдовские амулеты! Под страхом смерти!»
«Мы успеем! Если сразу вмешаться...»
«Мы-то, может, и успеем. А мой муж?»
Диалог не занял и десятой доли секунды. Заставить раковину исчезнуть оказалось не так-то просто: Гюнтер был весь на взводе. Рука Шехизара замерла в воздухе. За спиной владыки шевельнулись Белые Осы. Телохранительницы взялись за метательные ножи. Какое-то мгновение все висело на волоске: вот сейчас стальные жала разрежут загустевший воздух, вонзятся в тело Артура Зоммерфельда, а может, и еще в чьи-то тела. Не успеть, не предпринять, не спасти...
— Да, — кивнул Шехизар. — Иди к хозяину, джинн.
И добавил, облизнувшись:
— Иди, наш сладкий.
Он небрежно махнул телохранительницам. Белые Осы убрали руки с перевязей. Любуясь Артуром, как коллекционер любуется заветным, долгожданным сокровищем, Шехизар извлек что-то из-за пазухи.
В пальцах блеснуло серебро.
«У него амулет Кейрина!»
«Чепуха! Для Шехизара он — дешевый брелок!»
Артур встал у стола. На царя царей он по-прежнему не смотрел, словно Шехизар был призраком — мстительным, но бесплотным.
Ты сошел с ума, сказал Гюнтер-невротик Гюнтеру-медику. Да, согласился Гюнтер-медик. Но подумай сам, это же типичный наш случай. Роттенбургский центр ювенальной пробации. Несовершеннолетние преступники, контроль над эмоциями. Вокруг — персональный мирок, сооруженный психопатом для своих извращенных потребностей. Осы, громилы, виночерпий. Наша баронская диссертация. Две таблетки: равнодушие и отсутствие интереса к насилию. Сведение эмоциональности насилия к нулю. Раздражение от присутствия постороннего. Зритель-невидимка. Резонанс между равнодушием и раздражением.
Давай, согласился Гюнтер-невротик. Он знал толк в патологиях.
Свирель сыграла простенькую, знакомую до последней ноты колыбельную. Зритель-невидимка, ментал высшей квалификации Гюнтер Сандерсон направился к столу. Шах встрепенулся, будто его укусил комар, но сразу же вернул все внимание Артуру. Гюнтера не было в зале, было лишь слабое раздражение от кого-то, чего-то...
Шехизар Непреклонный не знал, от кого и чего.
Белые Осы, вооруженные истуканы вдоль стен, посол Зоммерфельд — для всех кавалер Сандерсон утратил существование, свел его эмоциональное содержание к нулю. Он сохранил его ровно в той мере, чтобы слегка раздражать и тем самым не дать возобладать удивлению от своего исчезновения. Был, не был, вроде как есть, в то же время нет, и был ли раньше? Что же до Регины Ван Фрассен, то Гюнтер надеялся, что она не станет вмешиваться без нужды.
Артур протянул руки к голове Кейрин-хана.
Шах отстранился — вполне благожелательно, позволяя джинну коснуться мертвой плоти, приобщиться, разделить ощущения царя царей. Кавалер Сандерсон встал сбоку, через стол наблюдая за этими двоими. Ну да, буркнул Гюнтер-невротик. Никаких привилегий. Только благоволение и личная милость шаха. Благоволение, согласился Гюнтер-медик. Милость. Пусть так и будет. Это лучше, чем отрезанные головы. Пальцы гладили свирель, кода длилась и длилась, выходила на бесконечную репризу. Наполняла залу, дарила спокойствие и безразличие — кровавому мальчишке Шехизару, Белым Осам, страже, Николасу Зоммерфельду, Артуру Зоммерфельду...
Нет.
Артуру — нет.
На джинна «таблетки» кавалера Сандерсона не действовали.
Артур сжал ладонями щеки Кейрин-хана, поднял голову со стола. Гюнтер отметил рост негативного эмо-фона вокруг Шехизара. Для царя царей это было слишком, но он еще сдерживался — не в последнюю очередь стараниями Гюнтера.
Джинн уперся лбом в лоб мертвеца.
Сейчас они были до жути, до морозного озноба похожи: живой и мертвый. Артур всегда хотел походить на своего кумира, не правда ли?!
— Мы дозволять тебе остаться, джинн. Делить с нами печаль. Делить еду.
Реакции не последовало. Взгляд Артура намертво прикипел к погасшим зрачкам Опоры Трона. Джинн силился оживить Кейрина, вернуть все вспять, напоить тусклый взор своим огнем. Не удержу, понял Гюнтер. Шехизар закипает, пена вот-вот хлестнет через край. Мало того что джинн без спросу взял голову его деда, так он еще знать не хочет, кто здесь средоточие вселенной!
Снять эмоции ниже критической отметки? Опасно. Пациент рискует впасть в глубокую апатию, исключающую терапевтический ментальный контакт. Отрубись Шехизар, и кавалера Сандерсона увидят все, включая Белых Ос.
Свирель завела колыбельную по новой.
— Пасть ниц, глупый джинн! Дурак!
Говоря по правде, Шехизар собирался приказать: «Отрубить ему голову!» Но у шаха вдруг пропал всякий интерес к казни — хотя обычно такие зрелища его возбуждали. Опять же кровь забрызгает стол. Да, рабы все уберут, принесут новые блюда, но пока они сменят скатерть и посуду, царю царей придется ждать, как простому смертному. Никакого удовольствия, одни неудобства. Достаточно будет, если джинн изъявит покорность.
— Ниц! Пасть!
Шах медлил. Давал мятежнику время одуматься.
Почему, судорожно размышлял Гюнтер. Почему мой метод не действует на Артура? Закукливание психики? Доминанта, идея фикс? Настолько навязчивая, что работает как примитивный блок, отсекая внешние раздражители?!
Не взглянешь сам — не узнаешь.
Успею, решил Гюнтер-медик. Невротик отмолчался.
Это был головоломный пассаж. Сохраняя общую тональность, удерживая ритмический рисунок, не давая Шехизару и охране вынырнуть из болота слепоты и вялого равнодушия, Гюнтер протянул дополнительную ниточку к сознанию Артура Зоммерфельда. Задача: проникнуть внутрь, за спонтанно воздвигнутый барьер. Цель: Артур должен внять приказу, лечь ничком и не отсвечивать. Так, держим седативный эмо-фон. Идем на контакт. Ближе, еще ближе...
В лицо пахнуло жаром. Нить натянулась, обрела прочность струны, каната, нанополимерного страховочного троса. Гюнтера Сандерсона потащило к Артуру Зоммерфельду. Так здоровенный детина волочит за шиворот нашкодившего первоклашку; так черная дыра всасывает зазевавшийся звездолет, выбрасывая жертву за горизонт событий. Связь укреплялась, Гюнтера неодолимо влекло к Зоммерфельду-младшему. Проклятье, это звучало комично, как финал скабрезного анекдота, но выглядело самоубийственно!
