— Восемьдесят миллионов! — прервал болтливый англичанин. — Это кругленькая сумма!
— Да! — добавил бретонец. — Вот почему понятно, что мисс Белинда Чартерс окружена поклонниками… Но до свидания, господа…
Коркоран уже двинулся вперед вместе с Ситой и Луизон, но снова был остановлен любопытствующим и навязчивым англичанином, сказавшим:
— Простите, милостивый государь, мою нескромность, но я должен вас предупредить, что вы в неприятельской стране и чрезвычайно рискуете, направляясь по этой дороге.
— Премного вам благодарен за это предупреждение!
— Разведчики Голькара рыскают повсюду, и вы рискуете быть ими схваченными.
— В самом деле! О! Надо быть очень осторожным.
Снова двинулся было в путь капитан, но англичанин все-таки не оставлял его в покое и спросил:
— Вы, вероятно, милостивый государь, состоите на службе Индийской компании?
— Нет, милостивый государь, я путешествую ради собственного удовольствия.
Джентльмен почтительно склонил слегка голову в полном убеждении, что человек, отправляющийся из Европы в Индию только ради развлечения, непременно должен быть важным сановником, или, по крайней мере, лордом, или влиятельным членом Нижней палаты.
Англичанин уже открыл рот, намереваясь сказать что-то еще, но в этот момент Коркоран, услышав шум преследовавших его всадников, сказал:
— Извините меня, я очень тороплюсь.
— По крайней мере, позвольте мне предложить вам сигару?
— Благодарю! Я не курю в присутствии дам! — ответил выведенный из терпения Коркоран.
До сих пор разговор шел на английском языке, на котором превосходно говорил капитан, но последние слова взволнованного задержкой Коркорана были сказаны по-французски.
— Ах, черт возьми! — воскликнул офицер. — Да вы, милостивый государь, француз, а не англичанин! С какой же стати вы очутились так поздно на этой дороге?
Решительный момент наступал, Коркоран взглянул на Ситу, чтобы предупредить ее быть готовой к бегству. Он увидел, что Сита устремила глаза на одного из индусов, управлявших английскими телегами. Он заметил, что она обменивалась с ним какими-то таинственными знаками.
Всматриваясь внимательнее в индуса, он узнал в нем Сугриву, брамина, посланного Тантиа Топее.
Впрочем, у него не оставалось времени для наблюдения и размышления, а необходимым оказывалось действовать немедленно, так как все английские офицеры уже окружили его, и тот, с которым он разговаривал, заявил:
— Милостивый государь, в ожидании, пока причины вашего присутствия в стране Голькара будут выяснены, вы наш пленник!
— Пленник! Да вы шутите, господа? Прочь с дороги, или я вас убью! — воскликнул Коркоран, выхватив моментально из кармана револьвер и взведя курок.
Англичанин так же быстро, как и он, тоже выхватил револьвер, и оба они готовились выстрелить друг в друга в упор, если бы этому не помешало вполне непредвидимое, но совершенно счастливое обстоятельство, доставившее победу Коркорану.
Услышав сухой треск взведенных курков, Луизон поняла, что прозвучат выстрелы, и с быстротою молнии бросилась на круп лошади англичанина, взвившейся на дыбы и сбросившей его на землю. Вообще это было великим счастьем не только для Коркорана, но и для его противника, потому что на расстоянии четырех шагов друг против друга их мозги вылетели бы как пробки двух бутылок шампанского.
Однако англичанин уже успел выстрелить, но благодаря быстроте натиска Луизон пуля, уклонившись несколько в сторону, сбросила на землю шляпу другого офицера, желавшего задержать Коркорана, вскрикнувшего в этот момент:
— Брама и Вишну!
Заслышав этот сигнал, Сита помчалась стрелою, а Коркоран поскакал вслед за ней, со всей силы оттолкнув намеревавшегося задержать его офицера. Луизон, понятное дело, помчалась за своими друзьями. Английские офицеры успели только дать по ним шесть выстрелов, из которых один ранил лошадь Коркорана. Что касается сипаев, сопровождавших англичан и управлявших телегами, ни один из них не пошевельнулся, хотя они были вооружены так же точно, как и их господа. Один из них, именно брамин Сугрива, которому, по-видимому, все другие сипаи повиновались, проделал с повозками очень странный маневр, задержавший преследование на несколько минут. Он сделал вид, будто хочет свернуть в сторону повозку, находившуюся впереди, а между тем опрокинул ее так, что она преградила путь. Тотчас вслед за тем другие погонщики, точно повинуясь какому-то приказанию, окружили опрокинутую повозку, совершенно преградив путь англичанам, вынужденным остановиться перед этой живой оградой из людей и животных.
В этот же самый момент прискакали всадники, выехавшие из лагеря для преследования беглецов. Во главе их скакал кипучий Джон Робартс.
— Видели вы капитана? — вскричал он.
— Какого капитана?
— Да этого проклятого Коркорана, да покарает его небо! Он привел в страшную ярость полковника Барклая, допустившего одурачить себя как малого ребенка, хотя он в этом не хочет сознаться, а теперь он обещал десять тысяч стерлингов тому, кто доставит ему капитана Коркорана и дочь Голькара.
— Как? — воскликнул один из джентльменов. — Неужели это была дочь Голькара и мы ее не узнали! Так как лицо ее было закрыто вуалью, я принял ее за молодую английскую мисс, путешествующую со своим будущим мужем.
— Скорее! Скорее в погоню! Тысячу золотых тому, кто доскачет первым, — крикнул нетерпеливый Робартс.
При этих словах магическое рвение охватило все сердца. Ударами бича они заставили индусов убрать телеги, освободить дорогу и во весь карьер бросились в погоню за беглецами.
Солнце заходило быстро, как всегда в тропических странах, и скорое наступление тьмы заставляло торопиться с преследованием.
X. На приступ! На приступ!
В свою очередь Коркоран не дремал, скача рядом с Ситой и проклиная глупое любопытство англичанина, из-за которого он потерял так много драгоценного времени.
Однако он надеялся, что наступление ночи и уже значительное отдаление от английского лагеря, а быть может, и встреча с авангардом Голькара, дадут ему возможность благополучно достигнуть Бхагавапура. Но что его больше всего раздражало, это необходимость прибегнуть к бегству!
— Бежать пред англичанами! Какой позор! Что бы сказал мой отец, увидев меня убегающим! Почтенный мой отец, всегда предлагавший при встрече с англичанином бокс или другое какое-либо развлечение, излюбленное этими джентльменами… А я скачу, убегая от них, вместо того чтобы взять этого проклятого болтуна за шиворот и бросить его в ров, как это было моей обязанностью, думая только о том, чтобы разыграть пред ним роль и уверить его, что я такой же мерзавец, как и он… Ах, это ужасно! Есть от чего разбить себе голову об стену!..
Размышляя таким образом, он вдруг приметил, что его лошадь теряет силы, скакать уже не может и, несмотря на усердное пришпоривание, едет уже мелкой рысью. Он повернул голову и увидел, что ее копыто залито кровью. Пуля попала лошади в бок.
