Все это доказывает, каковы его намерения, и самым благоразумным было бы предупредить его, прежде чем он успеет сделаться еще более грозным. Несмотря на всю свою отвагу и все успехи, и у него есть основания к опасениям. Реформы, введенные им в управление, и законы мараттского народа, хотя одобренные законодательным собранием, возбудили ненависть земиндаров, крупнейших землевладельцев государства, до его вступления на престол всем безгранично распоряжавшимся. Нетрудно было бы возбудить их зависть и, поддержав их, помочь им свергнуть нового магараджу. Это даже представляется безусловно единственным средством для предупреждения угрожающей нам опасности, и лорду Браддоку представляется, таким образом, прекрасный случай исправить прежние ошибки и ознаменовать свое управление блестящим делом.
Эта статья доказывает, какого мнения о Коркоране были его враги англичане.
В сущности, они были совершенно правы, так как бретонец действительно хотя никому этого не высказывал, но имел в виду такой же план, как у Дюплекса или у знаменитого Бюсси, и предполагал изгнать англичан из Индии, но такое громадное предприятие не могло быть выполненным ранее пяти или шести лет, и вот потому он безмолвно и спокойно выжидал.
Но, по несчастью, как это мы увидим далее, англичане предупредили его.
IV. Доктор Сципион Рускерт
Однажды утром Коркоран, выехав из Бхагавапура, тщательно осматривал границы своего государства и вместе с тем производил суд, проверял и улучшал администрацию, производил маневры армии, строил дороги и мосты и был занят по горло, так как приходилось чуть ли не самому все делать за отсутствием сведущих помощников.
Сита оставалась одна во дворце. У ног ее играл ее сын, маленький Рама, несмотря на свои два года выказывавший уже силу отца, а также грацию и красоту матери. Перед ними стоял слон Скиндиа, забавляя ребенка тем, что тихонько шевелил своим хоботом, что вызывало веселый смех мальчика, который брал конфеты из коробки, лежавшей на коленях у его матери и клал их в хобот слона, подносившего их ко рту и громко раскусывавшего конфеты зубами.
— Скиндиа, толстый друг мой, — сказала Сита, — охраняй хорошо моего маленького Рама, так же точно, как ты заботился обо мне, когда я была ребенком, таким же, как он.
Слон с торжественной важностью склонил хобот.
— Рама, — сказала мать сыну, — подай руку Скиндии.
Тотчас ребенок протянул свою ручонку, всунул ее вовнутрь хобота слона, схватившего его с изумительной осторожностью и поместившего на своей спине, где маленький Рама начал танцевать и кричать от восторга.
Вскоре по приказанию Ситы слон с крайней осторожностью спустил ребенка обратно на землю.
— Еще! Еще! — кричал малютка.
Слон возобновил те же маневры, но теперь посадил ребенка к себе на шею. Рама, уцепившись за оба длинных уха Скиндии, громко хохотал, крича:
— Скиндиа! Я хочу, чтобы ты ходил.
Слон важно расхаживал.
— Скиндиа! Я хочу, чтобы ты бежал рысью.
Слон бегал рысцой.
— Скиндиа! Я хочу, чтобы ты скакал.
Скиндиа несся галопом вокруг парка.
— Спасибо, спасибо, мой дорогой толстяк Скиндиа! — кричал Рама. — Я тебя очень, очень люблю! Теперь опусти голову, я хочу сам спуститься на землю.
Цепляясь руками и ногами за длинные клыки слона, ребенок тихонько соскользнул на землю.
После этого доложили Сите о приходе Сугривы.
— Государыня, — сказал он, — иностранец, приехавший из Европы, явился во дворец. Он называет себя немцем, ученым и фотографом и носит очки. Что с ним делать? Мое мнение таково, что самое благоразумное или повесить его, или выслать вон, за пределы нашего государства. Он гораздо более похож на шпиона, чем на честного человека.
— Мои предки, — сказала Сита, — никогда и никому не отказывали в гостеприимстве. Приведите ко мне этого чужестранца.
Немца ввели в парк. Это был человек высокого роста, с загорелым лицом, изрытым оспой. На глазах у него были синие очки.
— Добро пожаловать! — обратилась к нему Сита. — Кто вы такой?
— Государыня! — отвечал немец, довольно хорошо говоривший по-индустански. — Меня зовут Сципион Рускерт, я доктор Иенского университета, и по поручению Берлинского Географического общества должен составить реферат о геологической формации, флоре и фауне гор Виндиа. Меня привлекли сюда рассказы о научных познаниях и необычайном великодушии знаменитого магараджи Коркорана, вашего супруга. Его слава и гений так всем известны, что…
Чужеземец как раз попал на слабую струну Ситы. Эта превосходная женщина и почти единственная в своем роде ничего в мире не находила приятнее, как слышать похвалы своему мужу, в силу чего немец тотчас сделался в ее глазах самым лучшим и чистосердечным из людей. Он восхищался Коркораном: разве этого недостаточно, чтобы заслужить полное доверие?
После многих вопросов относительно Европы вообще и в особенности Германии и Франции, Сита сказала:
— Мне сказали, что вы фотограф? Это что такое?
Немец, объяснив, что такое фотография, заявил, что он отлично снимает портреты. Это, понятно, была новая западня, в которую предстояло попасть Сите. Какая женщина устояла бы против искушения иметь собственный портрет и любоваться собственной красотою?.. И притом какое великое удовольствие подать возвратившемуся Коркорану портрет свой и Рамы, их милого сына!..
Немец очень живо установил свой аппарат, свою камер-обскуру и пластинки. Сита взяла на руки Раму, хотя тот отчаянно выбивался из ее рук, и немец приступил к делу. Все вышло очень удачно, и Сита, восхищенная успехом своей затеи, приказала оказать гостеприимство чужеземцу до возвращения Коркорана.
Немец, склонившись почтительно, хотел было уже уйти вслед за Сугривой, но одно неприятное приключение усилило подозрения индуса.
Скиндиа, безмолвный свидетель этой сцены, по-видимому, настолько же, как и Сугрива, был недоволен появлением чужестранца. Однако он не ворчал, но ограничился только тем, что невежливо повернулся к нему тылом. Вдруг маленькому Раме пришла в голову внезапная фантазия.
— Мама! Я хочу, чтобы ты приказала снять мой портрет, вместе со Скиндией!
Сита пыталась уговорить его, но пришлось уступить настояниям ребенка. Рама стоя поместился на шее Скиндии, держась за его поднятый вверх хобот, как царь за скипетр. Немец навел на них аппарат. Но, как и все фотографы, воображая себя великими художником, он вздумал давать Скиндии советы, какое принять положение. Слон допустил сначала поставить себя прямо лицом к аппарату, потом поставили его в профиль, вслед за тем на три четверти; это надоедало слону, и он поглядел на немца взглядом, не предвещавшим ничего доброго. Скиндиа был нервный и дрожал от досады. Рама, гордясь, что стоит на такой высоте, так как Скиндиа был ростом около восемнадцати футов, громко распевал песенку, в которой восхвалял себя и в особенности Скиндию.
