И все же она прижалась к Рафаэлю теснее. Он погладил ее по спине, словно успокаивая и уговаривая набраться храбрости. Его уже полностью охватил бездумный плотский голод.
— Сдавайся, красавица! Поцелуй меня!
И она послушалась — поцеловала Рафаэля в уголок рта медленно, осторожно. Ее поцелуй был нежным, словно прикосновение крыла бабочки. Затем она провела кончиком языка по его нижней губе и продолжила целовать его, пока Рафаэль не почувствовал, что полностью теряет контроль над собой. А Пия все целовала его, привстав на цыпочки, запустив пальцы в его волосы, прижимая его лицо к своему. Достаточно было одной искры, чтобы ее страсть вспыхнула, словно большой костер.
Рафаэль, уже изнемогая от желания, глухо зарычал и скользнул языком в рот Пии. Этим лобзанием Рафаэль словно умолял Пию сдаться, потому что инстинктивно понимал, что добиться от нее чего-то можно только по-хорошему. Она кажется такой хрупкой только внешне, но у нее сильный характер.
Пия осторожно прикоснулась к его языку своим, и Рафаэль застонал, чувствуя, как этот стон отдается эхом в его теле. Он целовал Пию крепко и торопливо, и чем больше он брал от нее, тем больше росло его желание. Сладкая и горячая, эта женщина была для него словно наркотик, который он прежде не пробовал.
Боже! Она такая же отзывчивая, такая же изголодавшаяся и ненасытная, как он сам!
Рафаэль нежно прикусил ее нижнюю губу и потянул. Из горла Пии вырвался сдавленный стон. Все больше возбуждаясь, Рафаэль прижал ее к стене, закинул ногу Пии на свое бедро и сам застонал от неописуемых ощущений.
Обхватив ладонями ее ягодицы, он начал нежно тереться пахом о ее живот. Как ему хотелось войти в нее, двигаться внутри ее!
Сзади кто-то кашлянул, раздался сердитый шепот Джио. Рафаэль, изрыгнув проклятие, отпрянул от Пии, словно ошпаренный, хотя его тело отчаянно хотело закончить то, что они начали. Никогда прежде он так не возбуждался от одного лишь поцелуя, никогда его не охватывала такая похоть. А ведь в соседней комнате находится его дочь, мать, сестры и половина Милана!
Тяжело дыша, он мысленно сосчитал до десяти, но возбуждение по-прежнему не спадало. Пия, с растрепанными волосами и припухшими от поцелуев губами, по-прежнему прижималась спиной к стене. Увидев на ней следы своей страсти, Рафаэль испытал удовлетворение, но тут же снова выругался.
Проклятье! Ведь Пия — не одна из его изысканных любовниц, знакомая с правилами игры. Она — не та женщина, которая ждет от Рафаэля лишь быстрого секса или краткой интрижки. По собственному признанию Пии, она еще даже не до конца осознала свою сексуальность.
Она выглядела сейчас такой растерянной, такой невинно соблазнительной, что это погасило возбуждение Рафаэля, и на смену пришло странное тревожное чувство, словно он приоткрыл дверь для чего-то гораздо более сложного, чем просто поцелуй.
— Пия?
Она осторожно провела пальцем по своей нижней губе, и в груди Рафаэля родился стон.
— Я чувствую себя… как будто… — Она провела дрожащей рукой по затылку, затем по шее, и ее ладонь замерла на груди. — Мое сердце стучит как сумасшедшее. Фрэнк никогда не целовал меня так. Нет, он пытался… Просто я никогда такого не ощущала, словно я тону и взлетаю вверх одновременно… Но почему ты остановился?
Боже! Вот это вопрос она задала!
— Потому что я чуть не взял тебя прямо тут, у стены, но услышал голос Джио и…
— Чуть не взял меня?..
Пия посмотрела на его руки, сжатые в кулаки, на стиснутые зубы, затем опустила взгляд и, заметив доказательства его возбуждения, охнула. Взгляд ее снова наполнился желанием.
Рафаэль захлопнул дверь в гостиную, чтобы их не подслушали.
— Не смотри на меня так! — воскликнула Пия.
— Как?
Она медленно оттолкнулась от стены. На ее лице больше не отражалось желание. Пия упрямо вскинула подбородок.
— Словно я сделала что-то плохое.
— Это был всего лишь поцелуй, Пия.
Рафаэль понимал, что лжет. Ни разу за свои тридцать четыре года он не забывался в поцелуе настолько, чтобы попытаться взять женщину прямо у стены. Никогда ему не хотелось одновременно защищать женщину и обладать ею, словно от этого зависела его жизнь.
— Неужели это был всего лишь поцелуй? Потому что я почувствовала…
— Да, это был просто поцелуй, — бросил Рафаэль так резко, что Пия вздрогнула. — Небольшой спектакль для моей матери и всего Милана.
Ее щеки побледнели. Не обращая на это внимания, Рафаэль продолжал:
— Я перецеловал сотни женщин подобным образом. И заходил с ними куда дальше. Это просто похоть — и ничто иное. Не из-за чего расстраиваться, не о чем мечтать. Если ты реагируешь, словно динамит на искру, когда я к тебе прикасаюсь, это еще не значит, что мы подходим друг другу.
Пия побледнела еще сильнее. Что бы он ни делал, что бы ни говорил этой женщине — все не так. Почему?
Ведь это же драгоценная внучка Джио! Зачем он прикасался к ней, не собираясь продвигаться дальше? Зачем целовал ее, хотя знал, что она невинна? Но что-то в Пии цепляет, надолго остается в душе даже тогда, когда эта женщина уходит. Есть в ее взгляде что-то такое… Она смотрит на него так, словно видит в нем не безжалостного, закаленного циника, каким он является, а совсем другого человека — гораздо лучшего.
Как он посмел поцеловать ее, а затем оскорбить за то, что ей понравился их поцелуй? Пия все еще чувствовала пульсацию между ног, ощущала теплое дыхание Рафаэля на своей щеке, его пальцы на своих ягодицах.
Этот поцелуй подарил такое острое наслаждение, что она до сих пор не чувствовала под собой ног. И все-таки Рафаэль, похоже, решил вернуть Пию в жестокую реальность.
Как он сказал? «Небольшой спектакль»? Кого он хочет одурачить?
— Мы оба ответственны за то, что наш поцелуй превратился в нечто большее, — сказала она, и голос ее дрожал от боли и гнева.
— Да.
— Так тебе не понравилось, что я наслаждалась им больше, чем, по-твоему, должна была?
— Я потерял контроль над собой. Больше такого не будет.
— Не будет поцелуев или потери самоконтроля? — спросила Пия.
Уж она-то помнила, как ощутила возбужденный член Рафаэля, прижимающийся к ее бедру. Эта часть тела не умеет притворяться.
Рафаэль открыл рот, но Пия не дала ему сказать, заявив:
— Лучше не говори того, чего я не смогу тебе простить!
Его глаза вспыхнули, и он отвернулся. Она разглядывала точеный профиль Рафаэля. Лицо его было напряжено.
— Ты как? В порядке? — спросил он.
— Нет. — Пия не стала лгать.
К чему? Она не умеет играть в такие игры. А еще она не может по собственному желанию стать красивой и холеной. Ну зачем она втянула Рафаэля в этот фарс? Пии казалось, что она сможет сопротивляться своему влечению к этому мужчине, но она не ожидала, что под жесткой оболочкой обнаружит такого сложного человека.
